Автор Анна Евкова
Преподаватель который помогает студентам и школьникам в учёбе.

Легальность и легитимность (Легальность и легитимность в теории государства и права)

Содержание:

Введение

Актуальность. Практика исследований государственно-правовых явлений насчитывает несколько столетий. Первыми вопросами, над которыми начал задумываться человек, являлись суждения о сущности государства, его формах и природе власти, во всем ее многообразии. Динамика развития государственно-правовой действительности, безусловно, влечет за собой изменение направлений осмысления этих явлений. При этом трансформации и совершенствованию подлежат концепции, средства и методы их исследования, а также общие закономерности и задачи, которые ставят перед собой мыслители. Каждый процесс или явление требует отдельного самостоятельного исследования, так как имеет свою особенную природу, ценность и назначение, детерминированные конкретно-историческими условиями их формирования и развития. Подобные характеристики позволяют говорить об уникальности государственно-правовых процессов, что, на наш взгляд, является главным аргументом, обусловливающим необходимость их исследования.

Изучение теоретического осмысления государственно-правовых явлений способствует выработке определенных законов в процессе их использования, а также механизмов управления ими. Именно поэтому данные исследования очень важны и являются необходимыми в динамике их изменений, происходящих в современном мире.

Усвоение российской правовой культурой многих понятий, связывавшихся ранее с зарубежной политической действительностью, на сегодняшний день представляется нам динамично развивающимся явлением. Функционирование в обществе таких явлений, как легитимность, легальность, социальная легитимация, модернизация, подтверждает, что они находятся в очевидной связи как с общей активизацией политической жизни в обществе, так и с отдельными политически значимыми событиями, например, организацией и проведением референдумов и выборов (парламентских, президентских). Данное обстоятельство заставляет задуматься о сохранении или утрате заимствованных понятий в российской действительности, «памяти» об изначальных словах и смыслах, а тем более об их исходных генотипах, когнитивно-метафорических схемах.

Целью работы является исследование сущности легальности и легитимности в теории государства и права.

Для достижения цели необходимо решить ряд задач:

  • исследовать понятия легальности и легитимности;
  • выявить признаки легальной государственной власти;
  • исследовать проблему смешения понятий «легальность» и «легитимность»;
  • исследовать проблему легитимности смены власти.

Объектом исследования являются понятия легальности и легитимности как смысловые характеристики права.

Научно-методическая основа работы – труды ученых-правоведов, учебная литература, публикации в периодических изданиях.

Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

Глава 1. Легальность и легитимность в теории государства и права

1.1.Понятие легальности и легитимности

Этимологически, термины легитимность и легальность происходят от одного и того же латинского корня (от лат. lex – закон; legitimus – законный и legalis – законный), поэтому установление точного и четкого различия в понятиях, обозначаемых этими терминами, представляет собой для политологии достаточно сложную проблему. Наиболее распространенное в современной науке понимание этого различия сводится к тому, что термином легальность обозначается формальная, юридическая законность. А термином легитимность обозначается та же законность, но в некотором более глубоком и неформальном смысле[1]. «В основе термина «легитимация», – пишет один из ведущих российских специалистов в области государства и права В. Е. Чиркин, – лежит корень того же латинского слова, что и термина «легализация», но первому из них придается иное истолкование[2]. Это тоже узаконение, но не только правовое, нередко не имеющее отношения к праву, наконец, иногда противоречащее правовым нормам. Легитимность – это состояние не юридическое, а фактическое, не обязательно формальное, а чаще – неформальное[3].

Легитимация государственной власти – это процессы и явления, посредством которых она приобретает свойство легитимности, выражающее правильность, оправданность, справедливость, правовую и моральную законность, соответствие ее общечеловеческим ценностям, соответствие этой власти, ее деятельности определенным психическим установкам, ожиданиям общества, людей [4]. Легитимная государственная власть – это власть, соответствующая представлениям народа данной страны о должной государственной власти. Такие представления связаны, прежде всего, не с юридическими нормами, а с материальными, политическими, духовными условиями общественной жизни, с личными запросами каждого человека. В основе легитимации лежит вера людей в то, что их блага (материальные и духовные) зависят от сохранения и поддержания такого порядка в обществе, который они считают справедливым, их убеждение в том, что такой порядок выражает их интересы[5].

Из приведенных высказываний хорошо видно, насколько сложной и тонкой является проблема определения понятия «легитимность». Четкая и строгая его дефиниция определение этого понятия сталкивается со значительными трудностями, отмечаемыми не только российскими учеными[6]. Легитимность – расплывчатое понятие ..., – констатирует американский политолог С. Хантингтон. При этом дело осложняется еще и тем, что и с определением термина легальность существуют значительные проблемы[7].

Анализ рассматриваемого вопроса целесообразно начать с установления того очевидного факта, что понятие легитимности (легитимного, легитимации) применяется исключительно в сфере политической и государственной власти, а понятие легальности применяется не только и даже не столько в сфере политической и государственной власти, сколько в сфере частных отношений (в сфере гражданского общества), но оно может применяться также и в сфере политической и государственной власти. Иначе говоря, о легальности можно говорить как в отношении частных лиц и организаций (их деятельности), так и в отношении деятельности органов политической и государственной власти, тогда как о легитимности можно говорить только в отношении последних. Деятельность частных лиц и организаций не может быть легитимной или нелегитимной, но она может быть только легальной или нелегальной[8].

Рассмотрим теперь, что понимается на практике под легальностью.

Определение ее как незаконности, на чем обычно и останавливаются, не выражает с достаточной степенью конкретности специфику этого понятия. Незаконность бывает, как известно, разного рода. Наиболее яркой формой ее является преступность, особенно, уголовная. Однако в отношении преступников обычно не говорится о нелегальности их действий и деятельности[9].

Убийства, грабежи, кражи - это, конечно, незаконные и противоправные действия, но их обычно не квалифицируют как нелегальные. Собственно же нелегальными называются обычно такие действия, которые сами по себе не запрещены законом, но осуществляются кем-либо в незаконной или не признаваемой законом форме. В нелегальной деятельности нарушается лишь предписанная законом форма, в которой она должна осуществляться, но не сама такая деятельность[10].

Наиболее выразительным современным примером здесь могут послужить так называемые однополые браки, которые законодательством сами по себе не запрещаются, но не признаются в качестве именно браков. На них не распространяются нормы законодательства о браке и семье. При этом легализация такой формы межчеловеческих отношений состоит в том, что законодатель признает их в качестве именно брака (его особой разновидности) и распространяет на них нормы брачного законодательства. В последнее время, как известно, именно эти юридические процессы (легализации однополых браков) и происходят в законодательстве многих западных стран.

Нелегальной также может быть предпринимательская, врачебная деятельность, деятельность в сфере образования, в том числе, и политическая деятельность (например, деятельность незарегистрированных политических партий и иных общественных организаций).

Таким образом, легализация – это признание со стороны закона (и законодателя) некоторого рода общественной деятельности, хоть и не запрещаемой, но и не признаваемой законом в той форме, в которой она фактически осуществляется. А легальность какой-либо деятельности – это, следовательно, ее признанность законом именно в той форме, в которой она фактически осуществляется[11].

Легализующей стороной в указанных процессах выступает закон (и, следовательно, – законодатели и, вообще, представители государственной власти), а легализуемой – обычно представители гражданского общества – (частные лица и организации, их действия и деятельность) [12]. Процесс легализации состоит в принятии уполномоченными органами государственной власти соответствующих законов (или во внесении соответствующих изменений в действующие законы).

Однако, поскольку в современном обществе не только деятельность частных лиц и организаций, но и деятельность самих государственных органов (а точнее, лиц, исполняющих их функции) подвергается законодательному регулированию, то и в этой сфере может осуществляться нелегальная деятельность и могут, следовательно, происходить процессы ее легализации[13]. При этом, легализующим и легализуемым выступают здесь сами органы государственной власти, а процесс легализации состоит в принятии ими соответствующих законов, подзаконных норм и иных нормативных актов, регулирующих деятельность представителей государственной власти. Характерным примером здесь может быть деятельность Администрации Президента РФ в 1990-х годах, носившая во многом нелегальный (не признаваемый соответствующим законом) характер. Хотя упоминание об этом органе и содержалось в Конституции РФ 1993 г., но формы его деятельности не регулировались никакими конкретными законами и, следовательно, носили во многом нелегальный характер[14].

Из представленного анализа хорошо видно, что легализация деятельности органов государственной власти принципиально отличается от легализации деятельности частных лиц и организаций в сфере гражданского общества. А именно – государственная власть имеет возможность легализовать сама себя. Любые ее действия могут быть признаны легальными только на том основании, что она сама объявит их таковыми. На языке философии права такие действия называются произволом (что хочу, то и делаю). Никакой представитель гражданского общества не может самовольно придать своим действиям легальный характер, так как их легализация зависит от стоящих над ними законов и законодателей[15].

Но представители государственной власти могут сами легализовать многие свои действия, так как именно они и являются в обществе легализующим началом. Только от их воли зависит, что именно считать легальным в их собственной деятельности[16].

Власть не должна легализовать сама себя. Именно из понимания ненормальности (нелогичности, иррациональности, неправомерности) указанной ситуации и возникает потребность в поиске иного легализующего начала для действий представителей органов государственной власти. Это, если обратиться к истории государства и права, может быть либо Бог (в лице его представителей, священников), либо само общество в целом (в части его дееспособных представителей), либо кто-то иной[17]. Вот эти процессы внешней легализации органов государственной власти (и деятельности их представителей) и обозначаются, по сути, как процессы легитимации власти. Легитимация – это тоже признание законности (в широком смысле), правомерности, оправданности деятельности власти, но не ею самой, а чем-то (или кем-то), стоящим в данном отношении над представителями самой власти. Следует подчеркнуть при этом, что легитимирующее начало должно мыслиться именно как стоящее над лигитимируемым, ибо не может служить оправданием чего бы то ни было нечто, имеющее само по себе меньшее значение и меньшую ценность, чем то, что с его помощью хотят оправдать. Образно говоря, можно выразить эту мысль и так, что цель должна оправдывать средства, но не наоборот[18].

Представители государственной власти обладают правом легализации, но сами они при этом (и их деятельность) должны быть легитимированы. Действия же и деятельность нелегитимной государственной власти не обладают статусом законности, хотя формально они могут и ничем не отличаться от деятельности органов легитимной государственной власти[19].

В этом случае они и могут быть легальными только формально (то есть, псевдолегальны), тогда как действия легитимной власти легальны не только формально, но и по существу.

Из развитого таким образом понимания следует, что отличие легальности от легитимности состоит вовсе не в том, что первая всегда носит формальный, юридический характер, а вторая якобы всегда (или часто) неформальна – и то, и другое может быть как формальным, так и неформальным, а в том, что в процессах легализации узаконивающим (легализующим) началом выступает сама государственная власть, а в процессах легитимации она таким началом выступать не может и сама выступает в роли узакониваемого (легализуемого) [20].

Иначе говоря, власть только легализует, но сама она при этом подлежит легитимации.

1.2. Признаки легальной государственной власти

Четкое понимание этого обстоятельства до сих пор не получило еще широкого распространения в научной литературе. «Легализация государственной власти, – пишет В. Е. Чиркин, – это юридическое провозглашение и закрепление правомерности ее возникновения (установления), организации и деятельности» [21]. И далее автор перечисляет следующие основные признаки легальной государственной власти.

Во-первых, законным должно быть ее происхождение. Узурпация, захват государственной власти, ее присвоение незаконны. Это устанавливают многие новейшие конституции постсоциалистических стран, в том числе Конституция РФ.

Во-вторых, законной должна быть организация власти. В современном государстве она не может осуществляться без непосредственного участия народа (выборов, референдума), без представительных органов, парламентов, когда страной правит военная хунта и действуют чрезвычайные суды[22].

В-третьих, законной должна быть сфера полномочий государственной власти, круг отношений, который государственная власть вправе и может регулировать. Ее вмешательство не безгранично, она не вправе ограничивать частную жизнь граждан, что бывает (например, в 1995 г. в Мьянме – прежняя Бирма – женщинам было запрещено носить юбки с разрезом; в Малави мужчинам запрещалось носить длинные волосы, в Заире (Демократическая Республика Конго) – давать иностранные имена детям, в Иране – носить галстуки, в Турции – головные уборы определенного рода) [23].

Наконец, законными должны быть формы и методы деятельности государственной власти. Они должны основываться на праве и на общечеловеческих ценностях. Массовый террор, депортация целых народов, как это имело место в СССР, преследование инакомыслящих лишают государственную власть подлинной легальности[24].

Однако в этих признаках описывается, на наш взгляд, не что иное, как современное представление о принципах легитимации (а не легализации) государственной власти. Уровень политического сознания большинства народов в современную эпоху таков, что нарушение вышеперечисленных основных принципов формирования и деятельности государственной власти делает ее нелегитимной (неправомерной, неоправданной) как с точки зрения самих управляемых (внутренняя легитимность), так и с точки зрения мирового сообщества суверенных государств (внешняя легитимность)[25].

Если же говорить о легальности государственной власти, то у нее может быть только один признак – соответствие ее Конституции страны и основанному на ней законодательству, регулирующему формирование и деятельность органов государственной власти. При этом, если сама Конституция нелегитимна (не исходит из вышеописанных принципов), то и государственная власть, соответствующая ей, оказывается легальной только формально, чисто юридически[26]. Если же Конституция страны легитимна, то и государственная власть, соответствующая ее основным положениям, оказывается легальной не только формально-юридически, но и по существу[27].

По сути, такое же понимание мы находим и у самого В. Е. Чиркина, когда он далее пишет: «Узаконение государственной власти, обоснование властных полномочий, права управлять государством коренится в юридических актах и может, следовательно, при определенных условиях являться только внешней легализацией, юридически закрепляющей антинародную, антидемократическую, даже террористическую государственную власть (то есть, нелегитимную власть). Таковы были правовые акты гитлеровской Германии, провозглашавшие безраздельную власть фюрера, «институционные акты» бразильской хунты, принятые после военного переворота 1964 г. и действовавшие почти 20 лет; Конституция и законы ЮАР, установившие в 30_х–начале 90-х гг. прошлого столетия режим апартеида и лишившие 5/6 населения страны гражданских прав. Поэтому, – заключает В. Е. Чиркин, – определяя легальность или нелегальность государственной власти, необходимо учитывать не только внешние признаки (например, принятие конституции референдумом), но и то, насколько правовые акты, легализующие государственную власть, ее органы, соответствуют общечеловеческим ценностям и принципам права, в том числе международного[28].

Ведь путем референдума в обстановке насилия и угроз, обмана избирателей принимались и реакционные конституции (например, в Греции в 60-х гг. при режиме «черных полковников»)».

Все это только подтверждает, на наш взгляд, верность предлагаемого нами решения вопроса с общим определением понятий легальности и легитимности.

Выводы.

Термином легальность обозначается формальная, юридическая законность. А термином легитимность обозначается та же законность, но в некотором более глубоком и неформальном смысле. Легитимность – это тоже узаконение, но не только правовое, нередко не имеющее отношения к праву, наконец, иногда противоречащее правовым нормам. Легитимность – это состояние не юридическое, а фактическое, не обязательно формальное, а чаще – неформальное.

Принципиальное отличие легальности от легитимности заключается не в том, что первая всегда носит формальный, юридический характер, а вторая якобы, всегда (или часто) неформальна, а в том, что в процессах легализации легализующим началом выступает сама государственная власть, а в процессах легитимации она таким началом выступать не может, так как сама вынуждена выступать в роли легализуемого агента. Иначе говоря, власть всегда только легализует, но сама она при этом (как и ее право легализации) подлежит легитимации.

Глава 2. Современные проблемы легальности и легитимности власти

2.1. Проблемы смешения понятий «легальность» и «легитимность»

Исследователи отмечают, что смешение смысловых значений наиболее ярко проявляется в отношении понятий легальность и легитимность власти. Так, по мнению Т. В. Калитановой, «Вопрос легальности и легитимности власти представляет собой весьма сложную научную проблему»[29].

В. Е. Чиркин полагает, что «многие поворотные события последних лет… остро ставят в обществе вопрос о государственной власти, ее легальности и легитимности… Существует и теоретическая неясность: в работах юристов, политологов, политических деятелей термины «легализация» и «легитимация» нередко употребляются в неверных значениях»[30]. Действительно, на сегодняшний день вопросы легализации и легитимации составляют центральную проблему в исследованиях власти. Сложность данных вопросов в их неоднозначности, в их взаимодополняемости. Истоки данной проблемы, на наш взгляд, следует искать в размышлениях о сущности власти философов Средних веков и Нового времени. В последующем вопросы легальности и легитимности власти являлись предметом научного дискурса XIX–XX веков, однако и в этот период мы не находим четких критериев разграничения данных правовых явлений[31]. Об этом свидетельствуют исследования сущности легальности и легитимности, получившие развитие в работах М. Вебера, Френда, И. Канта, К. Шмитта и иных ученых. Однако современное состояние проблемы в ее теоретическом ракурсе не позволяет говорить о наличии стройной системы положений, полно раскрывающих природу данных правовых явлений. В связи с этим представляется необходимым определить четкие границы, в рамках которых мы можем говорить о легальности и легитимности власти, не искажая сущности этих категорий[32].

Для лучшего понимания вопроса сущности правовой легализации и социальной легитимации власти обратимся к классическим исследованиям немецкого политолога М. Вебера. В целях объяснения и обоснования явлений политической действительности он сосредоточивает свое внимание на особенностях взаимодействия общества и власти и на этом основании выделяет три чистых типа легитимности: традиционный, харизматический и легальный. Собственно исследователь связывает свойство легитимности с упорядоченностью, порядком и законностью общественных и, в частности, политических отношений. Каждый из указанных свойств общественного порядка внутренне обеспечивается системой мотивационных и ценностных ориентиров, таких, как слепая вера в значимость социального порядка, интерес, религиозная вера в спасение посредством поддержания установленного порядка, а также ценностно-рационально[33]. В частности, ценностно-рациональная мотивация предполагает значимость социального (политического) порядка в силу выражения им высочайших непреложных ценностей. Именно с данной установкой ученый связывает легальный тип легитимности. Следует согласиться с теми исследователями, которые, развивая классические положения, признают легальную легитимацию в качестве наиболее развитого, цивилизованного и правового типа легитимации политического порядка[34]. В целом рассмотрение принципа легальности в качестве разновидности легитимности достаточно обоснованно, так как свидетельствует о ее социальной, нравственной природе, о признании рациональности благом для установленного порядка. Связывая рациональность и свободу в рамках концепта «легитимность», М. Вебер подчеркивает, что действующий наиболее свободен тогда, когда действует рационально, и наиболее рационален тогда, когда свободен, потому что на его решения не оказывает влияние «подоснова» психической жизни, настроение и страсти[35]. Способность гражданина точно определить свое отношение к некоторым ценностям и на основе этого отношения корректировать свое поведение является показателем его свободы. Таким образом, становится очевидным, что признание ценности, рациональности, справедливости и необходимости определенного политического порядка предполагает высокий уровень развития самого гражданина, правовой и ценностной сторон его сознания[36]. Бесспорно, внутренний мир индивида, степень политизации его мышления оказываются весьма важными компонентами в процессе легитимации и обеспечения стабильности политического порядка. Однако рассмотрение легальности и легитимности в контексте психологического состояния индивида, его ценностной мотивации в конструировании и одобрении политического порядка обнаруживает односторонность и значительную долю субъективности в исследовании[37].

Не умаляя ценности теории М. Вебера, мы полагаем, что наиболее объективными следует считать исследования, направленные на изучение легальности и легитимности в рамках анализа политической (государственно-правовой) действительности. В данном подходе легитимность является свойством представления индивида о значимости политического порядка, что в своей основе соответствует положениям классической теории, а легальность следует воспринимать в качестве объективного свойства государственно-правовой действительности, существующего независимо от психологических и нравственных установок отдельного индивида или общества в целом.

Таким образом, мы полагаем, что легальность и легитимность имеют единую природу – правовую. Легальность представляет собой свойство государственного порядка, которое свидетельствует о том, в какой степени государственный механизм функционирует в соответствии с действующими правовыми нормами[38]. Посредством процессов легализации происходит узаконение или, наоборот, признание незаконными имевших место жизненных обстоятельств и отношений, способствовавших возникновению отдельных фактов политической действительности. Таким образом, легальность предстает сугубо юридической характеристикой, своеобразным критерием законности деятельности институтов государственной власти. Легитимность, в свою очередь, формируется в сознании гражданина (группы, общества в целом) и выражает его готовность подчинятся требованиям данного государственно-правового порядка. В том случае, если ценностные основания активного поведения индивида и правовые основы совпадают, существенно повышается степень эффективности государственной власти и стабильности общественного порядка[39].

Следует отметить, что состояние легитимности возникает из общности политических установок, традиций, менталитета, политико-правового «духа» общества. Оно не может быть навязано властью, но при этом, в любом обществе существуют средства, способные сформировать легитимность определенного типа: обычаи, религия, идеология, традиции[40]. Таким образом, легитимность в большей степени выступает в качестве субъективного социально-психологического свойства, которым обладает любая общность. При этом ошибочно воспринимать данные свойства абсолютно автономными образованиями.

Легальность и легитимность имеют обширное поле политико-правового взаимодействия. Исследования ученых в этой области показывают, что легитимность присуща отношениям преимущественно политического характера, так как именно политика включает в себя многообразие форм социального взаимодействия различных субъектов: средств массовой информации, граждан, политических, идеологических, религиозных групп, коммерческих и некоммерческих организаций, властных структур[41]. Кроме того, как показывает практика, деятельность отдельных структур государства в отдельных случаях выходит за пределы наличествующего закона и юридической регламентации в целом[42]. Всегда существует набор практик и техник, ускользающих от юридической систематизации и порядка. Это не означает, что этот набор «анемичен», произволен в полном смысле, но он подчинен относительно иной логике, чем логика юридического порядка, логике силовых отношений между борющимися классами, что отражено в законе отдаленно и по специфической мерке. В этой ситуации легитимность играет важную роль в организации общественного согласия, признания власти, наиболее приемлемыми из иных возможных[43].

Обретение властью легитимности посредством процессов социальной легитимации порядка способствует созданию атмосферы доверия между правительством и народом. Как отмечает К. Ф. Завершинский, легитимность предполагает присутствие некого ценностного начала в политических отношениях и служит достаточно эффективным способом проникновения в политику гуманистического содержания[44]. Однако в сфере политических отношений нет легальности. Это дает нам основание сделать важный методологический вывод, что формы взаимодействия легальности и легитимности могут быть исследованы только в поле государственно-правовых отношений. В частности, социально-правовая сущность легитимности наиболее ярко выражается в необходимости символизации вновь установленных правовых отношений, структур, процедур и конкретных носителей государственной власти[45]. А легальность позволяет говорить о законном характере их закрепления. Ряд исследований подтверждают, что необходимость в легитимации власти возникает еще в раннеклассовых образованиях и традиционных обществах и связана преимущественно с удостоверением справедливости и надежности господства «живого Бога» посредством ряда символических процедур: установление порядка ритуалов, устройство могильников, помазание на царство, коронация, наложение царской печати[46].

В современном мире процессы легитимации не утрачивают своего значения, но облекаются в качественно иную форму. Так, легитимация предполагает не только духовное подтверждение права на осуществление власти, но в большей степени выполняет функции символизации, то есть соотнесения определенного акта с традиционной, преемственной или значимой для конкретной социальной общности формой поведения (так процедура инаугурации главы государства предполагает произнесение клятвенных слов; в теократических государствах – благословение духовным лицом; в монархических – символическую передачу атрибутов власти: корона, жезл; посажение на тронное кресло) [47]. Другими словами, символизация власти посредством процессов ее социальной легитимации также непосредственно связана с отношениями преемственности и народного «узаконения» государственной власти, но в отличие от легальности, не имеет законной силы, а является одним из звеньев, соединяющим публичную власть с населением государства.

2.2. Легитимность смены власти

Наступивший период глобальной турбулентности, начало которого можно датировать либо с терактов 2001 г. в США, либо с мирового экономического кризиса 2008 г., делает социально-политические кризисы и революции более вероятными и частыми явлениями. Некоторые кризисы приводят к смене власти. Если эти события сопряжены с массовыми движениями протеста, существенным изменением государственных и классовых структур, соответствующих правовых основ социального взаимодействия, то они квалифицируются как революции.

Наиболее общий смысл легитимности – это признание законности власти, признание ее права управлять: устанавливать законы, собирать налоги и сборы, судить, принуждать, наказывать.[48]

При революции, включающей смену власти, всегда нарушаются те или иные законы, значит, имеют место правовая прерывность и ущерб в отношении формально-правовой легальности. Это означает, что для любой революционной власти проблема ее легитимности стоит очень остро[49].

Революционная смена власти далеко не всегда сразу приводит к стабильному новому режиму. Иногда период переворотов, гражданских конфликтов и войн, вкупе с международными войнами, сепаратистскими движениями затягивается на десятки лет (пример: Синьхайская революция в Китае 1911 г. и установление коммунистического режима в материковом Китае в 1949 г.).

Общеправовая легитимность революционной смены власти тем выше, чем менее легитимны прежние власть и режим.

В первую очередь следует обратиться к формально-нормативной легальности – принципу позитивного права. Власть делегитимирует себя, когда нарушает собственные законы, но не по пустякам, а в связи с правами и свободами граждан, с насилием и контролем над насилием. Если в Конституции фиксированы права граждан на мирные собрания, на свободу слова и печати, если действующими законами запрещено разгонять, избивать, задерживать мирных демонстрантов, тем более, наносить увечья и стрелять в них, то власть, допускающая противоречащие этим нормам действия, не наказывающая тех, кто отдавал такие незаконные приказы, существенно себя делегитимирует.

При усугублении нарушений, что выливается в откровенную войну против протестующих (многократные избиения и убийства), мятежи становятся уже не преступлениями, а реализацией права народа на восстание. Соответственно, при смене власти уровень легитимности революции и нового режима становится высоким, поскольку опирается на утерю легитимности прежней властью. Здесь необходимы следствие и состязательные судебные процессы, причем не только против представителей прежней власти, но и против тех участников, лидеров протеста, кто допускал неоправданное насилие (а для новой революционной власти предъявлять им претензии всегда крайне трудно).

В тоталитарных, откровенно авторитарных режимах, а также во многих имитационных демократиях (где подзаконные акты и практики государственного насилия существенно противоречат красивым нормам Конституции) законы издаются полицейские – полностью связывающие руки оппозиции и протесту и полностью развязывающие их силовому аппарату принуждения[50]. Режим действует вполне жестоко, беспощадно, но – «по закону», а протестующие не то, что не имеют права сопротивляться, но могут сесть в тюрьму только за «причинение нравственных страданий» охранникам или полицейским[51].

В таких ситуациях опираться на формально-нормативный принцип уже нельзя. Зато остается принцип общеправовой, согласно которому полицейские законы могут и должны быть признаны нелегитимными.

Трудность здесь заключается в том, что, не будучи четко зафиксированным на бумаге («позитивно»), общеправовой принцип имеет несколько расплывчатый характер, что делает апелляции к нему уязвимыми[52]. Радикалы и погромщики с готовностью используют эту уязвимость, прикрывая свои неблаговидные действия «протестом» против «ужасного кровавого режима» и его «несправедливых полицейских законов».

В идеале нелегитимные законы должны быть вначале опротестованы, например, через иски в Конституционный суд, в международные суды. Однако репрессивный режим обычно научается защищать себя от таких неприятностей: в Конституционный суд набираются только послушные судьи, а смельчаков, добирающихся до международных судов, всегда можно ущемлять и запугивать со многих сторон: от увольнения и закрытия бизнеса до избиений и угроз семье.

В этих условиях приемлемая форма опротестования нелегитимных законов – это публичное заявление в прессе и Интернете об их неправомерности и с требованием их отмены, которое может быть и анонимным в случаях особо жестоких практик репрессивного режима. Если в этом заявлении убедительно доказано несоответствие полицейских законов либо конституционным нормам, либо международным документам о правах и свободах человека, либо общеправовым принципам, если в течение времени, достаточного для отмены закона (от недели до месяца), власть закон не отменяет, тогда действия протестующих, нарушающих этот закон, должны считаться легитимными, а репрессии против них – преступными.

Крайне острым и непростым является вопрос об оправданности применения оружия протестующими (повстанцами). Полный запрет на использование ими какого-либо оружия или его подобия со стороны государств вполне понятен и оправдан: в его основе лежит классическая идея Макса Вебера о государственной монополии на легитимное физическое насилие в границах самого государства. Кроме того, в современной общественной и политической мысли протестного толка произошел явный крен в сторону дискредитации вооруженного революционерства (с героями и пророками типа Троцкого, Ленина, Мао, братьев Кастро, Че Гевары) и проповеди мирных акций сопротивления (а ля Ганди и Мартин Лютер Кинг), ярко воплощенной в популярной книге Дж. Шарпа[53].

Есть интересные и убедительные доводы как эмпирического, так и теоретического характера в пользу того, что мирный характер протестов ведет к гораздо более благоприятным последствиям в плане мирной смены власти, а также легитимности, устойчивости и демократичности постреволюционных режимов.

Основные аргументы в пользу сугубо мирных протестов таковы.

Во-первых, приверженность демонстрантов принципам ненасильственного сопротивления значительно расширяет потенциальную базу поддержки среди населения. Недовольные граждане охотнее участвуют в тех акциях, организаторы которых избегают провокаций и столкновений с полицией, стараясь тем самым не подвергать своих сторонников риску оказаться в следственном изоляторе и суде.

Во-вторых, использование насилия против мирных демонстрантов создает раскол между группами, поддерживающими действующую власть, снижает сплоченность элит, умеренная часть которых может начать сочувствовать либо открыто перейти на сторону оппозиции.

В-третьих, действующие власти охотнее идут на переговоры с движениями ненасильственного сопротивления, потому что лозунги последних редко содержат угрозу жизни и здоровью политических руководителей страны.

В-четвертых, ненасильственные протестные движения получают значительно большую легитимность в глазах как собственного населения, так и международного сообщества. Попытки же использовать насилие снимают ответственность и легитимируют ответное насилие со стороны властей. Международное сообщество реже вводит экономические и прочие санкции в отношении режимов, использующих оружие против насильственных протестов[54].

Наконец, продолжительные массовые акции вызывают сочувствие и поддержку среди силовых структур, представители которых сами хорошо видят проблемы, с которыми проходится жить обществу. Однако использование демонстрантами насилия, жертвами которого и становятся в первую очередь полицейские, ставит крест на подобных симпатиях и повышает готовность силовиков охранять статус-кво любыми средствами»[55].

Все эти аргументы представляются весомыми, они хороши как рекомендации для протестных движений и их лидеров. Но означает ли очевидное предпочтение мирного характера политического конфликта, что насилие и вооруженная борьба автоматически делают революцию и новую революционную власть нелегитимными?

Вообще говоря, трудно назвать страну, даже из числа «развитых», «хрестоматийных» демократий, в истории которых не было бы вооруженного и насильственного захвата власти через революцию или сепаратизм. Голландия появилась вследствие сепаратистской революции – отделения от Испанской империи. Великобритания ведет историю своей парламентской демократии от Славной революции, победу в которой обеспечило вторжение иностранной армии Вильгельма Оранского. США появились вследствие Американской революции – сепаратистского мятежа колонистов против Британской империи. Республиканская Франция ведет свою историю от кровавой Французской революции и нескольких потрясений – монархических и имперских реставраций, переворотов – в XIX в. Государственность современной Германии вообще была создана в условиях иностранной оккупации после страшной кровопролитной войны, обрушившей прежний тоталитарный режим. СССР возник после двух революций и братоубийственной Гражданской войны. Удивительным образом он распался почти без жертв (трагические события в Баку, Карабахе, Сумгаите не были прямо связаны с распадом), однако нынешняя государственность Российской Федерации и ее Конституция имеют фактическое начало в кровавом октябре 1993 г., когда полновластие президента было утверждено выстрелами по зданию парламента.

Как видим, насилие, вооруженные захваты власти и случаи вооруженного утверждения власти продолжают быть актуальными.

Разумеется, сегодняшние представления о допустимости насилия и вооруженных восстаний являются более строгими, чем в историческом прошлом, однако смело можно предполагать, что в будущем кроме мирных будут и вооруженные, насильственные смены власти, особенно в репрессивных авторитарных режимах, подавляющих мирную оппозицию. Поэтому остается актуальным вопрос о критериях оправданности применения оружия и насилия протестующими[56].

Сформулируем общие принципы перехода протеста к формату вооруженного восстания, следование которым делает его оправданным (достойным последующей легитимации) настолько, насколько это вообще возможно:

1. лучше всего обходиться без оружия, сугубо мирными средствами (см. аргументацию выше);

2. вооружаться допустимо только после исчерпания всех возможностей мирного протеста (массовые мирные уличные акции, забастовки, пикетирование зданий, перекрытия трасс) и в ответ на серию акций неправового насилия со стороны государства (избиения, пытки, убийства), которые не расследуются, не наказываются, а только усугубляются; фактически в этих случаях государство ведет с гражданами настоящую войну, поэтому решение протестующих о том, чтобы взяться за оружие, является актом самозащиты общества от преступного государства; в будущем решение вооружаться должно быть легитимировано, поэтому необходимо документирование преступных деяний со стороны сил режима;

3. следует не провоцировать власть на применение оружия, а, напротив, каждый раз отставать на шаг в радикальности политических действий, призывать власть и давать ей возможность перейти к мирному разрешению кризиса через компромиссы;

4. вооружение протестующих не означает мгновенного перехода к стрельбе на поражение, сами по себе «ступени насилия» (угроза вооружения, угроза применения оружия, стрельба в воздух, стрельба из травматического оружия, стрельба по ногам) должны сопровождаться призывами вернуться в мирный формат переговоров и компромиссов;

5. применять оружие на поражение можно только в ответ на жестокое и беспощадное применение оружия со стороны режима (расстрел протестующих с десятками жертв);

6. наступательные боевые действия с целью разгрома сил режима и вооруженного захвата власти могут быть оправданы, только когда после десятков убитых власть не прекращает, а наращивает насилие с явной направленностью на массовое уничтожение протестующих[57].

Выводы.

Природа и социальное назначение процессов правовой легализации и социальной легитимации публичной власти в обществе различны. Легальность посредством установления четких границ, в рамках которых действия государственной власти (в лице государственных служащих и должностных лиц) правомерны, способствует ее ограничению со стороны граждан и структур гражданского общества, так как предполагает формирование рационально ориентированной системы ценностей каждого гражданина, строящейся на авторитете закона. В свою очередь, легитимность позволяет нам судить о качественном наполнении правовых отношений, их соответствии системе социальных ценностей и ожиданий населения. Посредством процессов легитимации государственно-правовые отношения приобретают качества преемственности и символической оформленности, что свидетельствует о законности и правомерности их функционирования. Вместе с тем только непрерывный двуединый процесс, предполагающий эффективную правовую легализацию, с одной стороны, и высокий уровень социальной легитимации (поддержки), с другой стороны, способен обеспечить подлинно законное и справедливое функционирование институтов государственной власти, а также способствовать нахождению компромисса между государством и обществом в вопросах государственного развития.

Политика – это, во многом, поиск и достижение легитимности, как основания власти. Революционная политика не является исключением. Есть достаточно солидная совокупность принципов и критериев обеспечения революционной легитимности. Основа же этих принципов и критериев – общеправовая и гуманистическая: общезначимые ценности, защиты жизни, прав и свобод человека и гражданина.

Заключение

Термином легальность обозначается формальная, юридическая законность. А термином легитимность обозначается та же законность, но в некотором более глубоком и неформальном смысле. Легитимность – это тоже узаконение, но не только правовое, нередко не имеющее отношения к праву, наконец, иногда противоречащее правовым нормам. Легитимность – это состояние не юридическое, а фактическое, не обязательно формальное, а чаще – неформальное.

Принципиальное отличие легальности от легитимности заключается не в том, что первая всегда носит формальный, юридический характер, а вторая якобы, всегда (или часто) неформальна, а в том, что в процессах легализации легализующим началом выступает сама государственная власть, а в процессах легитимации она таким началом выступать не может, так как сама вынуждена выступать в роли легализуемого агента. Иначе говоря, власть всегда только легализует, но сама она при этом (как и ее право легализации) подлежит легитимации.

Природа и социальное назначение процессов правовой легализации и социальной легитимации публичной власти в обществе различны. Легальность посредством установления четких границ, в рамках которых действия государственной власти (в лице государственных служащих и должностных лиц) правомерны, способствует ее ограничению со стороны граждан и структур гражданского общества, так как предполагает формирование рационально ориентированной системы ценностей каждого гражданина, строящейся на авторитете закона. В свою очередь, легитимность позволяет нам судить о качественном наполнении правовых отношений, их соответствии системе социальных ценностей и ожиданий населения. Посредством процессов легитимации государственно-правовые отношения приобретают качества преемственности и символической оформленности, что свидетельствует о законности и правомерности их функционирования. Вместе с тем только непрерывный двуединый процесс, предполагающий эффективную правовую легализацию, с одной стороны, и высокий уровень социальной легитимации (поддержки), с другой стороны, способен обеспечить подлинно законное и справедливое функционирование институтов государственной власти, а также способствовать нахождению компромисса между государством и обществом в вопросах государственного развития.

Политика – это, во многом, поиск и достижение легитимности, как основания власти. Революционная политика не является исключением. Есть достаточно солидная совокупность принципов и критериев обеспечения революционной легитимности. Основа же этих принципов и критериев – общеправовая и гуманистическая: общезначимые ценности, защиты жизни, прав и свобод человека и гражданина.

Список литературы

  1. Баранов П. П., Овчинников А. И. Конституционная легитимность: теоретико-методологический аспект // Конституционное и муниципальное право. 2015. № 8. С. 3-6.
  2. Безкоровайная Ю.Е. К вопросу о понятиях «легальность» и «легитимность» государственной власти в теории права // Вестник Омского университета. Серия: Право. 2010. № 2. С. 15-21.
  3. Вебер М. Основные социологические понятия // Избранные произведения. – М., 1990.
  4. Вебер М. Основные социологические понятия // Избранные произведения. – М., 1990.
  5. Гаврилова Ю.А. Легальность и легитимность как смысловые характеристики права // Вестник Евразийской академии административных наук. 2015. № 4 (33). С. 61-65.
  6. Демидов Д.Г. Юридический анализ категорий «легальность» и «легитимность» // Современное общество и право. 2012. № 1. С. 3-8.
  7. Завершинский К. Ф. Культура и культурология в жизни общества / под ред. В.П. Большакова. – Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2000.
  8. Исаев И.А. Легитимность и легальность в конституционном процессе // История государства и права. 2012. № 6. С. 2-6.
  9. Калитанова Т.В. Власть в демократическом государстве: основы институционализации и функционирования: дис. ... канд. юрид. наук. – Саратов, 2004.
  10. Козлов С.В. О концептуальном анализе понятия «легитимность» // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2014. № 1. С. 26-34.
  11. Ламанов Е.Н., Полчанинова Н.Р. Легитимность и легальность государственной власти // В сборнике: Ценности и нормы правовой культуры в России IV Международный круглый стол, сборник научных статей IV Международного круглого стола, посвященного дню рождения И.А. Ильина, русского философа и юриста. 2013. С. 107-112.
  12. Матвеев П.Е. Этика. Моральные ценности общества. – М., 2004.
  13. Мирзоев С. Гибель права: легитимность в «оранжевых революциях». М.: Изд-во «Европа», 2006.
  14. Политология: словарь/справочник / М.А. Василик, М.С. Вершинин и др. – М., 2001.
  15. Попова А. А. Легитимность и легитимация: взаимосвязь в политическом пространстве // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2014. № 5. С. 108-111.
  16. Примова Э. Н. К вопросу о легитимности власти // Власть. 2013. № 8. С. 112-116.
  17. Розов Н. С. Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке. М.: РОССПЭН, 2011.
  18. Розов Н. С. Может ли революция быть легитимной? // Сибирский философский журнал. 2014. Т. 12. № 3. С. 25-31.
  19. Российское гражданское право /Е. А. Суханов. - М, 2011.
  20. Сабиров Х.Ф., Гайнуллина Ф.И. Легитимность и легальность политической и государственной власти: теоретический анализ // Труд и социальные отношения. 2012. № 3. С. 120-126.
  21. Теория государства и права: учебник для бакалавров / В. В. Лазарев, С. В. Липень. - М: Юрайт, 2013.
  22. Трейсман Д., Соболев А. Может ли насилие помочь успеху протеста // Ведомости, 06.03.2014.
  23. Чиркин В.Е. Государственное управление. – М., 2002.
  24. Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века. – М., 2003.
  25. Шарп Дж. От диктатуры к демократии: стратегия и тактика освобождения. М.: Новое издательство, 2012.
  1. Политология: словарь/справочник / М.А. Василик, М.С. Вершинин и др. – М., 2001.

  2. Чиркин В.Е. Государственное управление. – М., 2002. – С. 48.

  3. Теория государства и права: учебник для бакалавров / В. В. Лазарев, С. В. Липень. - М: Юрайт, 2013. С. 272.

  4. Российское гражданское право /Е. А. Суханов. - М, 2011. – С. 34.

  5. Чиркин В.Е. Государственное управление. – М., 2002. – С. 48.

  6. Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века. – М., 2003. – С. 57.

  7. Безкоровайная Ю.Е. К вопросу о понятиях «легальность» и «легитимность» государственной власти в теории права // Вестник Омского университета. Серия: Право. 2010. № 2. С. 15-21.

  8. Безкоровайная Ю.Е. К вопросу о понятиях «легальность» и «легитимность» государственной власти в теории права // Вестник Омского университета. Серия: Право. 2010. № 2. С. 15-21.

  9. Безкоровайная Ю.Е. К вопросу о понятиях «легальность» и «легитимность» государственной власти в теории права // Вестник Омского университета. Серия: Право. 2010. № 2. С. 15-21.

  10. Сабиров Х.Ф., Гайнуллина Ф.И. Легитимность и легальность политической и государственной власти: теоретический анализ // Труд и социальные отношения. 2012. № 3. С. 120-126.

  11. Безкоровайная Ю.Е. К вопросу о понятиях «легальность» и «легитимность» государственной власти в теории права // Вестник Омского университета. Серия: Право. 2010. № 2. С. 15-21.

  12. Сабиров Х.Ф., Гайнуллина Ф.И. Легитимность и легальность политической и государственной власти: теоретический анализ // Труд и социальные отношения. 2012. № 3. С. 120-126.

  13. Сабиров Х.Ф., Гайнуллина Ф.И. Легитимность и легальность политической и государственной власти: теоретический анализ // Труд и социальные отношения. 2012. № 3. С. 120-126.

  14. Сабиров Х.Ф., Гайнуллина Ф.И. Легитимность и легальность политической и государственной власти: теоретический анализ // Труд и социальные отношения. 2012. № 3. С. 120-126.

  15. Безкоровайная Ю.Е. К вопросу о понятиях «легальность» и «легитимность» государственной власти в теории права // Вестник Омского университета. Серия: Право. 2010. № 2. С. 15-21.

  16. Чиркин В.Е. Государственное управление. – М., 2002. – С. 48.

  17. Демидов Д.Г. Юридический анализ категорий «легальность» и «легитимность» // Современное общество и право. 2012. № 1. С. 3-8.

  18. Безкоровайная Ю.Е. К вопросу о понятиях «легальность» и «легитимность» государственной власти в теории права // Вестник Омского университета. Серия: Право. 2010. № 2. С. 15-21.

  19. Чиркин В.Е. Государственное управление. – М., 2002. – С. 48.

  20. Демидов Д.Г. Юридический анализ категорий «легальность» и «легитимность» // Современное общество и право. 2012. № 1. С. 3-8.

  21. Чиркин В.Е. Государственное управление. – М., 2002. – С. 48.

  22. Гаврилова Ю.А. Легальность и легитимность как смысловые характеристики права // Вестник Евразийской академии административных наук. 2015. № 4 (33). С. 61-65.

  23. Чиркин В.Е. Государственное управление. – М., 2002. – С. 48.

  24. Чиркин В.Е. Государственное управление. – М., 2002. – С. 48.

  25. Ламанов Е.Н., Полчанинова Н.Р. Легитимность и легальность государственной власти // В сборнике: Ценности и нормы правовой культуры в России IV Международный круглый стол, сборник научных статей IV Международного круглого стола, посвященного дню рождения И.А. Ильина, русского философа и юриста. 2013. С. 107-112.

  26. Козлов С.В. О концептуальном анализе понятия «легитимность» // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2014. № 1. С. 26-34.

  27. Исаев И.А. Легитимность и легальность в конституционном процессе // История государства и права. 2012. № 6. С. 2-6.

  28. Чиркин В.Е. Государственное управление. – М., 2002. – С. 48.

  29. Калитанова Т.В. Власть в демократическом государстве: основы институционализации и функционирования: дис. ... канд. юрид. наук. – Саратов, 2004. – С. 86.

  30. Чиркин В.Е. Легализация и легитимация государственной власти // Государство и право. – 1995. – № 8. – С. 65.

  31. Козлов С.В. О концептуальном анализе понятия «легитимность» // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2014. № 1. С. 26-34.

  32. Козлов С.В. О концептуальном анализе понятия «легитимность» // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2014. № 1. С. 26-34.

  33. Вебер М. Основные социологические понятия // Избранные произведения. – М., 1990. – С. 640.

  34. Матвеев П.Е. Этика. Моральные ценности общества. – М., 2004. – С. 74.

  35. Вебер М. Основные социологические понятия // Избранные произведения. – М., 1990. – С. 640.

  36. Ламанов Е. Н., Полчанинова Н. Р. Легитимность и легальность государственной власти // В сборнике: Ценности и нормы правовой культуры в России IV Международный круглый стол, сборник научных статей IV Международного круглого стола, посвященного дню рождения И.А. Ильина, русского философа и юриста. 2013. С. 107-112.

  37. Козлов С. В. О концептуальном анализе понятия «легитимность» // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2014. № 1. С. 26-34.

  38. Сабиров Х. Ф., Гайнуллина Ф. И. Легитимность и легальность политической и государственной власти: теоретический анализ // Труд и социальные отношения. 2012. № 3. С. 120-126.

  39. Козлов С. В. О концептуальном анализе понятия «легитимность» // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2014. № 1. С. 26-34.

  40. Ламанов Е. Н., Полчанинова Н. Р. Легитимность и легальность государственной власти // В сборнике: Ценности и нормы правовой культуры в России IV Международный круглый стол, сборник научных статей IV Международного круглого стола, посвященного дню рождения И.А. Ильина, русского философа и юриста. 2013. С. 107-112.

  41. Сабиров Х. Ф., Гайнуллина Ф. И. Легитимность и легальность политической и государственной власти: теоретический анализ // Труд и социальные отношения. 2012. № 3. С. 120-126.

  42. Козлов С. В. О концептуальном анализе понятия «легитимность» // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2014. № 1. С. 26-34.

  43. Ламанов Е. Н., Полчанинова Н. Р. Легитимность и легальность государственной власти // В сборнике: Ценности и нормы правовой культуры в России IV Международный круглый стол, сборник научных статей IV Международного круглого стола, посвященного дню рождения И.А. Ильина, русского философа и юриста. 2013. С. 107-112.

  44. Завершинский К. Ф. Культура и культурология в жизни общества / под ред. В.П. Большакова. – Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2000. – С. 30.

  45. Ламанов Е. Н., Полчанинова Н. Р. Легитимность и легальность государственной власти // В сборнике: Ценности и нормы правовой культуры в России IV Международный круглый стол, сборник научных статей IV Международного круглого стола, посвященного дню рождения И.А. Ильина, русского философа и юриста. 2013. С. 107-112.

  46. Козлов С. В. О концептуальном анализе понятия «легитимность» // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2014. № 1. С. 26-34.

  47. Ламанов Е. Н., Полчанинова Н. Р. Легитимность и легальность государственной власти // В сборнике: Ценности и нормы правовой культуры в России IV Международный круглый стол, сборник научных статей IV Международного круглого стола, посвященного дню рождения И.А. Ильина, русского философа и юриста. 2013. С. 107-112.

  48. Примова Э. Н. К вопросу о легитимности власти // Власть. 2013. № 8. С. 112-116.

  49. Мирзоев С. Гибель права: легитимность в «оранжевых революциях». М.: Изд-во «Европа», 2006.

  50. Розов Н. С. Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке. М.: РОССПЭН, 2011.

  51. Мирзоев С. Гибель права: легитимность в «оранжевых революциях». М.: Изд-во «Европа», 2006.

  52. Баранов П. П., Овчинников А. И. Конституционная легитимность: теоретико-методологический аспект // Конституционное и муниципальное право. 2015. № 8. С. 3-6.

  53. Шарп Дж. От диктатуры к демократии: стратегия и тактика освобождения. М.: Новое издательство, 2012.

  54. Попова А. А. Легитимность и легитимация: взаимосвязь в политическом пространстве // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2014. № 5. С. 108-111.

  55. Трейсман Д., Соболев А. Может ли насилие помочь успеху протеста // Ведомости, 06.03.2014.

  56. Розов Н. С. Может ли революция быть легитимной? // Сибирский философский журнал. 2014. Т. 12. № 3. С. 25-31.

  57. Розов Н. С. Может ли революция быть легитимной? // Сибирский философский журнал. 2014. Т. 12. № 3. С. 25-31.