Содержание:

ВВЕДЕНИЕ

Институт сделок имеет длинную историю. Он развивался маститыми учеными прошлого, продолжает занимать умы современных ученых-юристов и практиков. Повышенный интерес к проблеме сделок в современной России связан с тем объективным фактором, что в стране формируется рыночная сфера, являющаяся фундаментом, на котором может идеально развиваться данный институт.

Федеральный закон от 07.05.2013 № 100-ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела 1 части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» ввел новые правила в сфере признания заключенных сделок недействительными. Основная задача законодателя состоит в разработке действенного механизма формирования добросовестного поведения лиц, участников гражданско-правовых отношений. Ожидалось, что принятые нововведения будут способствовать уменьшению количества судебных споров по вопросам оспаривания действительности заключенной сделки, и, в свою очередь, повлекут за собой стабильность хозяйственного оборота.

Однако в целом рано говорить, что цели реформы достигнуты и правила оспаривания недействительных сделок, установленные в обновленном ГК РФ, способствуют стабильности гражданского оборота.

Актуальность избранной темы обусловлена тем, что исследование указанного правового института приобретает первостепенное значение в современном обществе.

Целью данного исследования является анализ проблем правового регулирования вопросов, касающихся недействительности сделок.

Для достижения данной цели поставлены следующие задачи:

1) исследование сущности правовой категории «недействительная сделка», ее места в системе российского гражданского права;

2) исследование видов недействительных сделок;

3) проведение анализа оснований недействительности сделок;

4) выявление проблем, связанных с признанием сделок недействительными, представление собственных путей решения данных проблем.

Объектом исследования являются общественные отношения, возникающие при признании сделки недействительной, а также общественные отношения, складывающиеся при внесении изменений в действующие нормы о недействительности сделок.

Предмет исследования - нормы гражданского права, регулирующие отношения в сфере недействительности сделок.

Методологической основой исследования являются общие и частные методы научного познания: диалектический, системно-структурный, историко-правовой, сравнительно-правовой.

1.СДЕЛКА И ЕЕ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ В ДОКТРИНЕ, ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ, ПРАВОПРИМЕНЕНИИ

1.1.Понятие и сущность сделки.

В ст. 153 ГК РФ содержится следующее определение сделки: «Сделками признаются действия граждан и юридических лиц, направленные на установ­ление, изменение и прекращение гражданских прав и обязанностей».

Доктринальные определения сделки, ее существенных признаков разно­образны. По утверждению О.С. Иоффе, сделка представляет собой право­мерный волевой акт, она специально направлена на порождение гражданско-правовых последствий и на установление или прекращение гражданских правоотношений [12; с. 174]. Анализируя правовую природу сделки, В.А. Белов при­шел к заключению, что «сделка - это юридически результативное и право­мерное действие частного лица или лиц, причем внешне видимые признаки и условия совершения данного действия свидетельствуют о волевом характере - направленности на достижение определенных правовых последствий» [6; с. 53]. О.А. Красавчиков представил в обобщенном виде основные признаки сделки: во-первых, сделка - это юридический факт как юридическое действие; во-вторых, сделка - волевое действие; в-третьих, она имеет особую направлен­ность; в-четвертых, сделка является правомерным юридическим действием, она совершается в соответствии с требованиями закона [22; с. 285]. В.П. Шахматов предложил следующее определение действительной сделки: «сделка - такое волеизъявление сделкоспособного субъекта (субъектов), направленное на за­конное и осуществимое воздействие на фактическое общественное отноше­ние путем установления, изменения или прекращения соответствующих гра­жданских прав или обязанностей, содержание которого соответствует под­линной воле субъекта (субъектов), выражено предусмотренным законом спо­собом, и включающего условия, признанные правом существенными» [22; с. 304]. В этом определении имеется рациональное зерно, но оно страдает рядом недос­татков. Оно громоздко; неточным является утверждение о том, что волеизъ­явление (сделка) воздействует на регулируемые фактические отношения, так как непосредственно общественные отношения регулируются индивидуаль­ными правовыми нормами (правами и обязанностями).

При выявлении признаков сделки необходимо подвести ее под родовое понятие, и тогда сделка должна рассматриваться как юридический факт (одна из разновидностей юридических фактов).

Анализируя взгляды дореволюционных юристов, которые в большин­стве своем говорили не о сделке, а о юридической сделке, В.А. Белов пола­гает, что речь идет здесь о разных обозначениях одной и той же субстан­ции [6; с. 55]. О том, что нет необходимости специально указывать на юридиче­ский характер сделки, свидетельствует принадлежность ее к юридическим фактам. Попытки объяснить необходимость называть сделку юридической в противовес сделке как фактического действия не имеют под собой основа­ния: правовыми понятиями закрепляются только правовые явления.

Необходимо ли указание на правомерность сделки? По мнению В.А. Бе­лова, качество правомерности сделки является само собой разумеющимся. Будучи волевым действием частного лица, сделка не может входить в проти­воречие с публичным порядком, т.е. быть противоправной [6; с. 55]. Думается, что нет необходимости в понятии сделки указывать на ее правомерность, но только не потому, что это само собой разумеется, а потому, что категория «правомерность» свойственна праву в целом и всем его институтам, а по­этому она реализуется в сделках посредством собственных сделочных при­знаков.

Дискуссионным является вопрос о понятии «направленность сделки». Законодатель указал, что сделка как действие направлена на установление, изменение и прекращение гражданских прав и обязанностей (ст. 153 ГК РФ).

Направленность сделки, по мнению О.А. Красавчикова, не означает, что ее субъект представляет себе абсолютно во всех деталях ее правовой эффект. Сторона сделки должна отдавать себе отчет лишь в основных характерных для данной сделки последствиях. Направленность сделки характеризует ее с внутренней (субъективной) стороны как волевое действие [22; с. 321].

В приведенном понятии направленности сделки остается неясным во­прос: какой ее правовой эффект имеется в виду? Идет ли речь о порождении, изменении или прекращении правоотношения или же о конечном правовом эффекте - достижении цели субъекта (субъектов) сделки? В последнем слу­чае неизбежно возникает вопрос достижимости (недостижимости) конечной правовой цели субъектов сделки, правовой эффективности, ее результатив­ности.

При определении сделки, установлении ее основных признаков необхо­димо исходить из того, что эта сделка - юридический факт. Все, что связано с движением правоотношения, должно анализироваться с позиции закономер­ностей последнего, выступающего продуктом порождающей силы сделки - юридического факта. На каждой стадии правового регулирования непосред­ственно действуют только ее средства. Правовые же средства предыдущих стадий действуют только опосредованно.

В этом отношении, думается, терминологически неудачно законодатель установил соотношение между сделкой как действием и ее направленностью. Сделка - юридический факт, ни на что не направленный. Она уже породила, изменила или прекратила конкретное правоотношение, которое своими мо­делями (права и обязанности) и регулирует взаимоотношения сторон. Другое дело, когда сделка - юридический факт только формируется. Но тогда нет еще ни сделки, ни тем более ее направленности. Поэтому сделка и должна представлять собой волевой юридический акт (действие), непосредственно порождающий, изменяющий или прекращающий гражданское правоотноше­ние. Именно в волевом акте-сделке содержатся (должны содержаться) все признаки, ее характеризующие, в том числе и те, которые фиксируются пуб­личным правопорядком.

Воля - ядро сделки, она должна формироваться с учетом государствен­ной воли и соответственным образом выражена вовне. Проблема соотноше­ния воли в сделке и ее изъявлении была еще в римском праве. Древнее рим­ское право при формировании договоров исходило из того, что выражено во­вне, исследование подлинной воли еще не производилось. Однако затем была выработана точка зрения, что, если из всех обстоятельств дела можно заклю­чить, что сделанное сторонами изъявление воли не соответствует их подлин­ной воле, причем содержание подлинной воли можно установить, то договор должен толковаться не по букве, а по скрывающейся за буквой мысли.

При расхождении между волей и волеизъявлением, утверждал Н.В. Ра­бинович, если все же воля реализована, а сделка вообще может быть при­знана состоявшейся, предпочтение должно быть отдано воле, а не волеизъяв­лению [15; с. 91].

В научных дискуссиях по-разному определяется соотношение между волей и волеизъявлением. Законодатель принял ту точку зрения, что в дого­воре при его толковании надо учитывать изъявление и волю. Причем, вна­чале определяются смысл и содержание изъявленной воли, а если это не по­зволяет определить содержание договора, тогда выявляется внутренняя воля сторон (ст. 431 ГК РФ).

Кажется, что позиция законодателя по данному вопросу может быть охарактеризована в известной степени определенной. Однако в последнее время учеными были выявлены очевидные противоречия между понятиями «сделка», «волеизъявление», «воля».

В этимологическом плане воля рассматривается как способность осуществлять свои желания, поставленные перед собой цели. Воля структурно составляет ту часть сознания, посредством которой программируется поведение вовне и обеспечивается его реализация. Изъявленным юридическим действиям предшествует определенная внутренняя работа их субъектов. Они должны поставить определенную цель. Постановка цели сопровождается аргументами «за» и «против» этой цели. Существенное звено в волевой работе - выбор средств, необходимых для достижения цели. Только затем принимается окончательное решение. Как видно, внутренняя работа (сознательно-волевая) состоит из двух относительно самостоятельных действий: волеформирования и принятия решения. Принятие решения о совершении определенной сделки и есть внутренняя воля. Исполнение решения - изъявление воли.

Обычно при выяснении взаимосвязи и соотношения воли и волеизъявления эти понятия в известном смысле противопоставляются друг другу. Особенно в тех случаях, когда решается проблема соответствия волеизъявления (объективная сторона) внутренней воле (субъективная сторона). На самом деле при такой постановке вопроса и его терминологическом выражении мы оказываемся не только в содержательном, но и в формально-логическом противоречии. Это противоречие содержится в следующем положении: «волеизъявление должно соответствовать внутренней воле». Ведь если воля изъявлена, то это уже означает, что она соответствует своей внутренней, сущностной части. Иной изъявляемая воля и быть не может. Кроме того, нет необходимости их сопоставлять, а тем более - противопоставлять друг другу. В тех случаях, когда воля субъекта сделки не выявлена вовне, не объективирована, нет необходимости говорить о какой-либо сделке. Здесь хотелось бы особо обратить внимание на те ситуации, при которых имеет место изъявление или неполное изъявление воли, которые имеют уже другую правовую природу. Изъявление, которое не основано на внутренней воле (принятом решении), не имеет отношения к прогнозируемой сделке. Здесь складываются другие отношения. Получается, что единственной формой бытия сделки является изъявленная воля. Именно категорией «изъявленная воля» и закрепляется сущностное и содержательное значение сделки как института права.

Как видно, она охватывает собой сущностное начало сделки (изъявляется именно воля) и в его проявленном виде (воля «развернута» вовне).

С учетом изложенного можно понятие действительной сделки определить так: сделка есть изъявленная воля сделкоспособного субъекта, непосредственно породившая, изменившая или прекратившая определенные права и обязанности (правоотношения), содержание и форма выражения которой соответствует требованиям закона.

Основные признаки сделки:

1) сделка - это одна из разновидностей юридических фактов;

2) она относится к категории юридических действий;

3) действие носит волевой характер, т.е. субъект принимает решение свободно и со знанием дела;

4) она непосредственно порождает, изменяет и прекращает конкретное правоотношение (права и обязанности);

5) содержание и форма сделки (изъявленная воля) основывается на содержании норм объективного права;

6) посредством сделки реализуется право-дееспособность, а не компетенция.

1.2.Недействительные сделки.

Категория «недействительная сделка» является, пожалуй, одной из самых дискуссионных в современном учении о сделках. Она кажется упречной и с точки зрения формальной логики, так как сделкой может именоваться в собственном смысле только то, что охватывается этим термином. Но когда сделка недействительна, это нечто другое, которое должно опосредоваться не понятием «недействительная сделка», а иным наименованием. Размышляя в этом направлении, В.А. Белов констатирует, что недействительная сделка не предусмотрена правовыми нормами; внешне перед нами сделка, реально же сделки нет. По итогам такой «квазисделки» никто ни к чему не обязан, никто ничем не связан [7; с. 6]. Понятие недействительности сделок не входит в число гражданско-правовых категорий; нормы о недействительности сделок являются беспредметными, а их присутствие в ГК РФ - ничем не оправданным. Недействительная сделка, полагает Д.О. Тузов, не существует для права как сделка; она существует лишь как факт, но не юридический. Возможные «атипичные» последствия, в которых обычно усматривают эффект недействительности сделок, закон связывает не со сделкой как таковой, а с иным фактическим составом, выполняющим гипотезу иной нормы и именно с точки зрения последней рассматриваемым как производящий правовой эффект [25; с. 15]. Но как бы нам ни хотелось «избавиться» от недействительных сделок, они вызывают, и будут вызывать неподдельный интерес среди ученых, практических работников.

Допуская существование действительных и недействительных сделок, нельзя обойти вниманием, вопрос о том, что представляет собой тот ближайший род, формой проявления и движения которого они являются. Ведь нельзя же недействительные сделки рассматривать в качестве разновидности действительных. Наверное, эта проблема лежит в плоскости более абстрактного представления и определения сделки. Оно должно содержать признаки, которые характеризовали бы с определенной вероятностью своего развития и окончательного становления сделки.

Общий методологический подход при определении сделки безотносительно того, действительна ли она или недействительна, должен заключаться в том, чтобы начался процесс ее заключения, были согласованы все ее существенные условия без учета того, изъявлена ли подлинная воля субъектов и соответствует ли ее содержание воле государства (закону). Иными словами, речь идет об изъявлении воли субъектов, направленной на возникновение, изменение или прекращение правоотношения. Таким образом, сделка безотносительно ее действительности или недействительности представляет собой изъявление воли субъекта (субъектов), непосредственно направленное на установление, изменение или прекращение прав и обязанностей. К числу основных признаков такой сделки относятся: 1) имеет место волеизъявление субъектов; 2) это волеизъявление непосредственно направлено на определенные правовые последствия (возникновение, изменение, прекращение прав и обязанностей).

В этом определении сделки нет и не должно быть признаков, характеризующих ее действительность или недействительность, подлинность изъявленной воли, соответствие содержания и формы государственной воли. На все эти и другие вопросы должны находиться ответы на производном от общего понятия сделки классификационном уровне. И тогда сделка как общее понятие может подразделяться на действительную и недействительную. Обе они имеют свои особенности, являются правовыми и закрепленными в действующем законодательстве не только России, но и многих развитых рыночных стран.

Выше при характеристике признаков действительной сделки было отмечено, что основной ее особенностью является то, что она как юридический факт непосредственно порождает, изменяет или прекращает права и обязанности. В общем (родовом) понятии сделки речь должна идти только о направленности на установление, изменение или прекращение прав и обязанностей. При определенном толковании нормы ст. 153 ГК РФ можно прийти к выводу, что в ней закреплена именно сделка как общее понятие. В ней указано, что сделками являются действия граждан и юридических лиц, направленные на установление, изменение и прекращение гражданских прав и обязанностей. Направленность действий свидетельствует о незавершенности формирования сделки как юридического факта. В противном случае он уже бы породил, изменил, прекратил права и обязанности. Но так как процесс формирования и определенные его этапы еще не завершены, это не позволяет классифицировать волеизъявления категорией действительной или недействительной сделки, мы их рассматриваем как сделку в плане общих (родовых) свойств. Идея о родовом понятии сделки (безотносительно ее действительности или недействительности) позволяет отграничить сделки от несостоявшихся сделок. Последние во всех случаях не имеют отношения к сделкам, передача по ним имущества порождает кондикционные обязательства.

Что же из себя представляет недействительная сделка? Это ничто или нечто? Думается, что вполне правовое «что-то». Недействительная сделка, по мнению В.П. Шахматова, «это сделка, состав, которой не соответствует описанным в нормах права признакам состава сделок данного вида в силу общественно вредных, антиобщественных или общественно нежелательных свойств» [21; с. 604]. Представляется, что в данном определении не содержится конструктивного правового элемента. У недействительной сделки есть правовые, приемлемые для законодателя свойства, которые в этом определении не выявлены, а в качестве главного взяты признаки, к которым законодатель отнесся отрицательно [18; с. 274].

О.А. Красавчиков в качестве основного признака, характеризующего недействительную сделку, считал «ненаступление в силу закона тех юридических последствий, которые стороны желали вызвать своими действиями при заключении сделки» [13; с. 151]. Данное определение, как и предыдущие, не содержит положительного момента, характеризующего недействительную сделку. Правда, отрицание способности сделки породить предполагаемые правовые последствия носит также конструктивный характер.

Развивая идею о недействительности сделки, некоторые ученые полагалы, что в данном случае речь идет о противоправности в силу особых к ней требований закона и порождающих предусмотренные в нем последствия, а не те, которые сторона (стороны) желала вызвать. Подключение к признакам недействительной сделки ее противоправности и тех последствий, которые наступают в этой связи, приводит его к известному противоречию. Недействительная сделка - это такой же полноценный юридический факт, как и все остальные. И при его выяснении необходимо сосредоточиться на его конструктивной роли в механизме правового регулирования общественных отношений.

Недействительность сделки, как полагает Д.О. Тузов, представляет собой негативную правовую оценку правового смысла, составляющего волеизъявление и отличающего сделку от других юридических фактов [24; с. 4]. Думается, в этом подходе дана также лишь негативная оценка недействительной сделки, а именно: она не существует для права как сделка. Диалектика требует иного утверждения: она не существует и одновременно существует для права.

Вся разница между действительными и недействительными сделками, отмечает О.В. Гутников, заключается лишь в том, какие правовые последствия наступают: у первых - те, на которые направлена воля сторон, у вторых наступают лишь «отрицательные» последствия, связанные с недействительностью сделки [10; с. 98]. Очень хорошо, что термин «отрицательные» закавычен. Ведь эти последствия одновременно и положительные. Автор при оценке недействительной сделки в аспекте сделки-правоотношения и сделки - юридического факта пришел к выводу: сделка-правоотношение недействительна (не существует в той или иной степени), однако это не означает, что не существует юридического факта, который был направлен на возникновение данного правоотношения [10; с. 101].

При оценке этой интересной позиции возникают определенные вопросы. В самом деле, как может быть, чтобы сделка-правоотношение не существовала, а сделка - юридический факт существует? Категории «существование» и «недействительность» не являются тождественными. Правоотношение может существовать, но с точки зрения правопорядка оно недействительно. Это же положение в равной мере относится и к юридическому факту, порождающему данное правоотношение [17; с. 89]. Но, видимо, невозможно представить себе ситуацию, при которой правоотношение недействительно (не существует) для права, а юридический факт, его порождающий, наличествует (существует).

При осмыслении данной проблемы неизбежно возникает вопрос: почему действия субъектов, нарушающие нормы объективного права (преступления, проступки, иные правонарушения), законодатель относит к юридическим фактам? А раз это так, такие действия не могут не выступать в качестве основания (сущности), порождающего позитивные правоотношения. Законодатель имеет дело только с конструктивными, позитивными началами права. К примеру, вред порождает (как юридический факт) меры правоохранительного порядка, направленные на нейтрализацию потерь, заглаживание этого вреда. Образуется парадокс: противоправные действия, правонарушения в силу требований закона и порождают позитивные последствия, а не те, на которые рассчитывали нарушители. Так какие же это действия: нарушающие право или порождающие положительные правовые последствия?

Чувствуя алогичность данной ситуации, В.Б. Исаков пришел к выводу, что при самом скептическом отношении к юридическим классификациям нельзя не видеть здесь достижения абстрагирующей юридической мысли, охватывающей единой классификацией юридические факты с противоположным социальным знаком [22; с. 104]. При этом противоположность социального знака обеспечивает реализацию положительного социального смысла. Выход из данного противоречивого положения видится в том, чтобы при его разрешении принять во внимание как последствия, к которым стремились субъекты при формировании юридического факта, так и последствия, которые наступают в силу требований объективного права. Обычно берется во внимание та или другая сторона данного явления. Но все дело в том, что они находятся в органическом единстве. Без сделки-правоотношения нет юридического факта, порождающего предусмотренные нормами объективного права конструктивные последствия. И наоборот. Именно в аспекте положительных последствий неправомерные действия перестают быть таковыми. Они неправомерны в том смысле, что предусматривали противоправные последствия, но, коль скоро они порождают те последствия, которые требуются по закону, то лишаются статуса неправомерных (противоправных). «Законодатель как бы «переквалифицирует», переоценивает действия субъектов в свете конструктивных последствий, порождаемых такими действиями... В противном случае трудно ввести в правовую систему в качестве внутреннего элемента противоправное юридическое средство» [22; с. 105].

О.В. Гутников, разграничивая понятия «недействительность сделки» и «недействительная сделка», первое определяет так: «недействительностью сделки следует считать отрицание в той или иной степени юридических последствий (сделки-правоотношения) по основаниям (юридическим недостаткам), существующим в момент совершения сделки - юридического факта, относящимся как к сделке-факту, так и к сделке-правоотношению» [10; с. 83]. Вполне логична такая оценка недействительности сделки, так как здесь подлежат учету лишь отрицательные начала ее с точки зрения законодателя. Но при оценке недействительной сделки подлежат учету отрицательные и положительные ее стороны, причем во второй «угасает» первая. Оба эти аспекта формируют один юридический факт, который приобретает некий неправомерно-правомерный статус.

Таким образом, недействительная сделка формируется неправомерными действиями субъектов (субъекта), которым нормами объективного права придан статус юридического факта, порождающего предусмотренные законом правовые последствия, а не те, на которые рассчитывали субъекты изъявленной своей волей.

1.3.Квалификация недействительных сделок в качестве ничтожных или оспоримых: проблемы разграничения.

Положения ГК РФ о недействительных сделках в ходе реформы были изменены двумя законодательными актами: Федеральным законом от 07.05. 2013 № 100-ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 115.3 части третьей Гражданского Кодекса Российской Федерации», а также Федеральным законом от 08.03.2015 № 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского Кодекса Российской Федерации».

Общий итог этих законодательных изменений - действующий ГК РФ в результате реформы лишь частично реализовал концептуальные идеи, которые обсуждались изначально. С одной стороны, ГК РФ действительно затруднил оспаривание сделок по отдельным основаниям, а с другой - расширил возможности оспаривания недействительных сделок в целом.

Тем самым реформа о недействительности сделок оказалась незавершенной, а новые положения ГК РФ - внутренне противоречивыми и представляющими потенциальную опасность для стабильности гражданского оборота.

В результате реформы создалась лишь внешняя видимость затруднения оспаривания недействительных сделок. Хотя новая редакция ГК РФ исходит из презумпции оспоримости недействительных сделок и во многом сближает правовые режимы ничтожности и оспоримости, в целом ГК РФ не решил множества важнейших проблем, необходимых для затруднения оспаривания сделок и укрепления стабильности гражданского оборота. Возможностей признания сделок недействительными стало гораздо больше, чем раньше.

Более того, действующий ГК РФ ввел размытые критерии ничтожных и оспоримых сделок и породил дополнительные трудности их разграничения, а, кроме того, по существу расширил возможности признания сделок недействительными, что идет вразрез с целями реформы. В прежней редакции ГК РФ разграничение ничтожных и оспоримых сделок проводилось довольно ясно: сделка, не соответствующая требованиям закона, ничтожна, если закон не устанавливает, что такая сделка оспорима. То есть исключения из общего правила должны быть прямо установлены законом.

После внесения в ГК РФ изменений, по общему правилу, противозаконная сделка является оспоримой. При этом она определяется как сделка, нарушающая требования закона (п. 1 ст. 168 ГК РФ), что по существу тождественно понятию сделки, не соответствующей требованиям закона. Предложения Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации (одобрена Советом при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства 7 октября 2009 г.) о том, чтобы сделка нарушала явно выраженные в законе запреты, ГК РФ не воспринял. Это было сделано потому, что о запретах предлагалось говорить в отношении ничтожных сделок, чтобы минимизировать случаи признания сделок ничтожными. Однако поскольку презумпция поменялась - то в отношении оспоримых сделок решено, по сути, оставить прежнюю, смягченную формулировку.

Что в результате получилось? ГК РФ и ничтожные сделки сохранил (и не только сохранил, но и увеличил число их разновидностей), и, кроме того, расширил возможности признания оспоримых сделок недействительными. Если раньше оспоримыми были сделки только по тем основаниям, которые прямо указаны в законе, и оспаривать их могли только лица, указанные в законе, теперь же оспоримой является любая сделка, нарушающая любые требования закона, а оспаривать ее могут не только лица, указанные в законе, но и любая сторона сделки (п. 1 ст. 166 ГК РФ). Таким образом, на основании новых норм ГК РФ любая сторона любой сделки, считающая, что сделка нарушает требования закона (даже несущественные), может оспорить эту сделку в суде, если докажет, что такой сделкой нарушены ее права или законные интересы, или что сделка повлекла иные неблагоприятные для нее последствия.

Одновременно сохранены и ничтожные сделки, но теперь их разновидностей так много, что новая презумпция «оспоримости» любой противозаконной сделки ставится под сомнение. Ничтожными являются все сделки, которые прямо названы таковыми в законе. С квалификацией этих сделок в качестве ничтожных проблем не возникает, как не возникало их и раньше. Например, мнимые или притворные сделки, перевод долга без согласия кредитора и т.д.

Но, кроме этого, появилась категория «новых» ничтожных сделок. Они также должны нарушать требования закона, а кроме этого, отвечать хотя бы одному из новых признаков:

посягать на публичные интересы либо

посягать на права и охраняемые законом интересы третьих лиц (п. 2 ст. 168 ГК РФ).

При этом в законе есть оговорка, что даже если соблюдены эти признаки, сделка является ничтожной лишь если «из закона не следует, что такая сделка оспорима». Окончательное решение об оспоримости или ничтожности сделки будет принимать суд, руководствуясь при этом собственным пониманием, «следует» ли из закона оспоримость сделки, что само по себе является серьезной проблемой.

Очевидно, что такой подход крайне опасен для стабильности гражданского оборота и увеличивает риски признания различных сделок или их условий недействительными. Особенно это касается так называемых смешанных договоров, которые содержат элементы договоров различных видов, а также условия, не предусмотренные законодательством - всегда есть вероятность толкования таких договоров (или их отдельных условий) как противоречащих существу законодательного регулирования и риск признания их ничтожными в нарушение принципа свободы договора.

2.Соотношение НЕКОТОРЫХ оснований недействительности сделки

2.1.Недействительность сделки, нарушающей требования закона или иного правового акта.

Среди оснований недействительности сделки ГК РФ предусматривает, в частности:

1) нарушение прямого законодательного запрета (ст. 168 ГК РФ);

2) противоречие основам правопорядка и нравственности (ст. 169 ГК РФ);

3) несоответствие волеизъявления действительной воле сторон (ст. 170 ГК РФ).

В процессе развития судебной практики к данному перечню добавилось противоречие принципу добросовестности (ст. 10, 168 ГК РФ).

С практической точки зрения важно установить, каким образом с этими основаниями недействительности сделки соотносятся последствия обхода закона (ст. 10 ГК РФ). Причем исторические и национальные модели их законодательного регулирования, а также координации между собой неодинаковы.

В процессе реформирования Гражданского кодекса Российской Федерации эта проблематика по-разному описывалась в специальной литературе и воспринималась судебной практикой.

В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» [4] предпринята попытка установить определенный правовой режим обстоятельств, приводящих к недействительности сделки: указать признаки оснований недействительности, их иерархию, привести конкретные примеры. Основополагающими в этом смысле явились разъяснения ст. 168 ГК РФ.

Если посмотреть на структуру раздела «Недействительность сделок» Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 № 25, то можно обнаружить, что правовые позиции, касающиеся ст. 168 ГК РФ («Недействительность сделки, нарушающей требования закона или иного правового акта»), следуют сразу же после общего определения оспоримости и ничтожности сделок. Они как бы разрывают разъяснения ст. 166 ГК РФ («Оспоримые и ничтожные сделки»), предшествуют пунктам о последствиях недействительности сделки и таким образом входят в раздел, посвященный общим положениям о недействительных сделках, а не конкретным основаниям недействительности.

Такое решение становится понятным с учетом того, что данное Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации было призвано разъяснить основные новеллы части первой Гражданского кодекса Российской Федерации, среди которых наиболее значимой провозглашалась смена презумпции ничтожности сделки, противоречащей закону, на ее оспоримость, осуществленная в целях обеспечения стабильности и предсказуемости гражданского оборота [9; с. 58].

Ранее в Гражданском кодексе Российской Федерации содержалось указание на то, что сделка, не соответствующая требованиям закона или иных правовых актов, ничтожна, если закон не устанавливает, что такая сделка оспорима, или не предусматривает иных последствий нарушения.

Как следует из ст. 168 ГК РФ ничтожной сделку можно признать только в том случае, когда:

1) на ничтожность сделки указано в Гражданском кодексе или ином законе;

2) сделка нарушает требования закона или иного правового акта и при этом посягает на публичные интересы;

3) сделка нарушает требования закона или иного правового акта и при этом посягает на права и охраняемые законом интересы третьих лиц.

В последних двух случаях из закона может следовать, что сделка все-таки оспорима либо должны применяться другие последствия нарушения, не связанные с недействительностью сделки.

В пункте 71 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 № 25 даны разъяснения общетеоретических отличий оспоримых и ничтожных сделок, а разъяснения, изложенные в его пункте 73, касаются уже ст. 168 ГК РФ: в абзаце первом этого пункта воспроизводится положение о презумпции оспоримости сделок; в абзаце втором приведен примерный перечень норм, законодательные формулировки которых прямо говорят о ничтожности противоречащих им сделок.

Например, в соответствии с п. 2 ст. 391 ГК РФ («Условия и форма перевода долга») перевод должником своего долга на другое лицо допускается с согласия кредитора и при отсутствии такого согласия является ничтожным; в силу пункта 4 ст. 401 ГК РФ («Основания ответственности за нарушение обязательства») заключенное заранее соглашение об устранении или ограничении ответственности за умышленное нарушение обязательства ничтожно [23; с. 365].

Однако иногда в ГК РФ и других законах вместо прямого указания на «ничтожность» используются иные формулировки: «не допускается», «не может» и др.

В абзаце втором пункта 74, а также в пункте 75 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 № 25 такие ситуации приравниваются к прямому указанию закона на ничтожность: договор, условия которого противоречат существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства, может быть квалифицирован как ничтожный полностью или в соответствующей части, даже если в законе не содержится прямого указания на ничтожность; сделка, при совершении которой был нарушен явно выраженный запрет, установленный законом, является ничтожной как посягающая на публичные интересы, например, сделки о залоге или уступке требований, неразрывно связанных с личностью кредитора, сделки о страховании противоправных интересов. Тем самым выражается смысл изменений, внесенных в ст. 168 ГК РФ, согласно которым не всякая сделка, не соответствующая требованиям закона, является ничтожной, а только та, которая нарушает явно выраженный законодательный запрет.

В основе этого положения лежат следующие рассуждения: гражданское право базируется на принципе автономии воли [19; с. 139], которая предполагает возможность лиц своими волевыми действиями создавать для себя правовые последствия. Однако эта автономия не может быть безгранична. Не все действия участников гражданского оборота могут беспрепятственно признаваться правопорядком. Возникает вопрос: где поставить границу автономии воли?

Возможны три варианта:

1. Ничтожными являются любые сделки, не соответствующие закону, если в законе не указаны иные последствия.

2. Ничтожными признаются только те сделки, о которых закон прямо говорит, что они ничтожны.

3. Ничтожность сделки выводится на основе толкования нормы. Если норма содержит прямой законодательный запрет и ее цель - лишение правовых последствий каких-либо юридически значимых действий, совершаемых субъектами гражданского права, то сделка, не соответствующая этой норме, признается ничтожной [11; с. 140].

Выбор первого подхода привел бы к необоснованному сужению сферы действия принципа автономии воли. Субъекты гражданского права во многом были бы лишены возможности инициативно и самостоятельно создавать своими действиями правовые последствия для себя. Недостатки этого подхода и вызвали необходимость изменить прежнюю редакцию ст. 168 ГК РФ.

При выборе второго подхода появляется возможность легализации ряда нежелательных для правопорядка действий в силу того, что законодатель сформулировал норму без указания на ничтожность сделки, выразив запрет в иной языковой форме.

Исходя из этого, толкование ст. 168 ГК РФ, которое дано в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 № 25, основано на третьем подходе: сделка ничтожна не только тогда, когда закон прямо называет ее «ничтожной», но и в ряде случаев, когда из смысла законодательного запрета следует, что противоречащие ему действия участников гражданского оборота должны быть лишены правовых последствий с момента их совершения. Причем по общему правилу толкование осуществляется в пользу оспоримости сделки.

Например, по смыслу пункта 2 ст. 154 ГК РФ односторонние сделки, совершение которых не предусмотрено законом, не имеют правовых последствий с момента их совершения независимо от признания их недействительными судом (п. 51 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 № 25).

Иллюстрация ничтожных сделок, которые прямо названы таковыми в законе, продолжается в пункте 76 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 г. № 25, посвященном спорам с участием потребителей.

Во-первых, если договор является публичным, то в силу прямого указания закона (п. 4, 5 ст. 426 ГК РФ) ничтожными будут считаться условия, не соответствующие актам, содержащим нормы гражданского права, и обязательные для сторон при заключении и исполнении подобных договоров.

Во-вторых, ничтожными признаются условия сделки, при совершении которых был нарушен явно выраженный законодательный запрет ограничения прав потребителей. В качестве примера приведены пункт 2 ст. 16 Закона Российской Федерации от 07.02.1992 г. № 2300-1 «О защите прав потребителей» (далее - Закон о правах потребителя) и ст. 29 Федерального закона от 02.12.1990 № 395-1 «О банках и банковской деятельности» [20; с. 12].

Если посмотреть на то, как сконструированы эти нормы, то в первом случае используется формулировка «запрещается», а во втором - применительно к действиям кредитной организации - «не имеет права» или «не может».

Следует подчеркнуть, что ничтожными являются сделки, нарушающие конкретный запрет, т.е. запрет, касающийся четко определенных в норме сделок или их условий.

По этой причине в п. 76 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 г. № 25 в качестве примера не приведен пункт 1 ст. 16 Закона о правах потребителя, которым предусмотрено, что условия договора, ущемляющие права потребителя по сравнению с правилами, установленными законами или иными правовыми актами Российской Федерации в области защиты прав потребителей, признаются недействительными. В данном случае Верховный Суд Российской Федерации пошел по пути общего правила и применил положение пункта 1 ст. 168 ГК РФ: такие сделки являются оспоримыми.

Альтернативно возможно было бы признавать все сделки, ущемляющие права потребителей, ничтожными как противоречащие публичным интересам. Такой подход подкрепляется буквальным содержанием преамбулы Закона о правах потребителя, согласно которой данный Закон регулирует отношения, возникающие между потребителями и изготовителями, исполнителями, импортерами, продавцами при продаже товаров (выполнении работ, оказании услуг), устанавливает права потребителей на приобретение товаров (работ, услуг) надлежащего качества и безопасных для жизни, здоровья, имущества потребителей и окружающей среды, получение информации о товарах (работах, услугах) и их изготовителях (исполнителях, продавцах), просвещение, государственную и общественную защиту их интересов, а также определяет механизм реализации этих прав.

Однако Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 № 25, видимо, во избежание слишком широкого толкования понятия «публичный интерес», последовало за буквальными указаниями законодателя, который предписал, что в случаях неясности закона следует толковать его в пользу оспоримости сделки [23; с. 264].

Теперь сам законодатель должен исправить свой недочет и вместе со сменой презумпции в ст. 168 ГК РФ изменить специальные нормы, которые раньше не содержали указания на ничтожность, но толковались таким образом на основе прежней редакции ГК РФ.

Пункты 75 и 77 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 № 25 раскрывают второй юридический состав ничтожности сделки - противоречие закону и нарушение публичных интересов.

Термин «публичный интерес», используемый в ГК РФ, предполагает его толкование в каждом конкретном случае и исключает возможность всеохватывающего абстрактного определения.

Закономерно, что Пленум Верховного Суда Российской Федерации указал лишь некоторые ориентиры, позволяющие констатировать нарушение публичного интереса: интересы неопределенного круга лиц, обеспечение безопасности жизни и здоровья граждан, а также обороны и безопасности государства, охраны окружающей природной среды. Кроме того, в данном Постановлении указано, что именно не является нарушением публичного интереса.

Во-первых, для признания сделки ничтожной недостаточно того, что она противоречит какой-либо норме закона. Наряду с таким противоречием заинтересованная сторона должна доказать иные обстоятельства, свидетельствующие о посягательстве на публичный интерес, что следует из буквального толкования пункта 2 ст. 168 ГК РФ, в котором указаны два условия признания сделки ничтожной: нарушение закона и посягательство на публичный интерес.

Во-вторых, то обстоятельство, что заинтересованное лицо обладает статусом публично-правового образования, само по себе не свидетельствует о том, что сделка посягает на публичный интерес. Иное нарушало бы принцип равенства участников гражданских правоотношений.

В-третьих, положения пункта 77 и абзаца третьего пункта 85 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 № 25 закрепляют сложившуюся практику арбитражных судов о разделении налоговых и гражданско-правовых последствий юридически значимых действий [9; с. 164].

На основе деления права на частное и публичное можно сделать вывод, что отношения, регулируемые частным правом (равный субъект - равный субъект), не совпадают с отношениями, регулируемыми публичным правом (управляемый субъект - управляющий субъект), и не оказывают на них влияния, даже если в основе этих отношений лежат одни и те же фактические обстоятельства. Поэтому, если сделка производит какие-либо негативные последствия в сфере налогового права, для того, чтобы их исключить, необязательно лишать ее гражданско-правовых последствий. Учитывая, что стороны сделки находятся с налоговыми органами в отношениях, регулируемых публичным правом, налоговый орган не является заинтересованным лицом в отношениях участников сделки между собой, регулируемых частным правом. В связи с этим налоговому органу достаточно применить нормы Налогового кодекса Российской Федерации и предусмотренные ими правовые последствия без вторжения в отношения между участниками сделки.

2.2.Недействительность сделки, противоречащей принципу добросовестности, и совершенной с целью, заведомо противной основам правопорядка и нравственности.

В отличие от гражданских кодексов большинства правопорядков Континентальной Европы, в Гражданском Кодексе Российской Федерации отсутствует норма о том, что сделка, противоречащая принципу доброй совести, ничтожна. Однако в ежедневной практике судов без такого механизма защиты права, как признание ничтожными сделок, противоречащих принципу добросовестности, обойтись было невозможно. В силу принципа автономии воли субъекты гражданского права свободны в установлении своих прав и обязанностей. При этом возможность исчерпывающим образом предугадать все модели отношений, которые могут создать для себя участники гражданского оборота, исключена в принципе. Гипотез норм о недействительности сделок, оказывается просто недостаточно. Правопорядок требует общей оговорки о том, что в ряде исключительных случаев совершение сделки, хотя оно и не выполняет гипотезу какой-либо нормы о недействительности сделок, все равно не будет иметь правового значения как противоречащее добросовестности (справедливости).

На основе ст. 10 и 168 ГК РФ (в ранее действовавшей редакции) судебной практикой был разработан механизм признания сделок недействительными.

Одним из первых таких судебных актов стало постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 20.05.2008 № 15756/07 по делу № А40-72598/05-19-458.

В деле, по которому был вынесен данный судебный акт, представитель совершил явно невыгодную для представляемого сделку, о чем другая сторона сделки не могла не знать: он продал имущество представляемого, а потом взял его в аренду, причем арендная плата за несколько месяцев превышала покупную цену. Действовавшая на тот момент редакция ГК РФ не предусматривала такого основания недействительности как злоупотребление правом со стороны представителя и контрагента по сделке. Существовала только ст. 179 ГК РФ, которая требовала доказать сговор представителя и контрагента по сделке.

Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации признал эту сделку недействительной на основании ст. 10 и 168 ГК РФ как совершенную со злоупотреблением правом.

Одновременно такой подход вызвал ряд концептуальных возражений, основное из которых - искажение смысла ст. 168 ГК РФ, направленной на признание недействительными сделок, которые нарушают конкретный законодательный запрет и не призваны быть общим корректирующим инструментом справедливости [9; с. 374].

По этой причине в проекте Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации было предложено признавать недействительными не соответствующие добросовестности сделки на основании ст. 169 ГК РФ. Данная идея поддержана и в специальной литературе.

Статья 169 ГК РФ предусматривает недействительность сделки, противоречащей основам правопорядка и нравственности. Принцип добросовестности закреплен в ст. 1 ГК РФ и входит в основные начала гражданского законодательства, тем самым представляя собой основу правопорядка.

Единственным препятствием к такому толкованию ст. 169 ГК РФ в период возникновения потребности признания недействительными не соответствующих принципу добросовестности сделок была конфискационная санкция этой нормы: в случае совершения сделки с целью, противной основам правопорядка и нравственности, полученное по такой сделке должно быть взыскано в доход государства.

Конфискация является публично-правовой санкцией. Ее использование предполагает исполнение функции наказания. Однако гражданское право, построенное на принципах равенства, автономии воли и имущественной самостоятельности участников (п. 1 ст. 2 ГК РФ), а также гражданский процесс, основанный на принципах диспозитивности и состязательности, не способны обеспечить справедливое осуществление данной функции.

Например, конфискация полученного по сделке в случае, если в отношении одной из сторон введена процедура конкурсного производства, будет нарушать интересы кредиторов такого лица. Или конфискация имущества, которое предоставили по сделке родители, осуществившие отчуждение недвижимости в противоречии с интересами детей, лишит защиты последних.

В такой ситуации у судов было два возможных варианта поведения: либо применять гипотезу ст. 169 ГК РФ без ее конфискационной санкции, либо искать новое основание недействительности (ст. 10, 168 ГК РФ).

На устранение недостатков, присущих каждому из указанных выше вариантов, было направлено введение Федеральным законом от 07.05.2013 № 100-ФЗ новой редакции ст. 169 ГК РФ и исключение из нее жесткой конфискационной санкции.

Однако суды не отказались от ставшего для них привычным механизма, предусмотренного ст. 10 и 168 ГК РФ, истолковав пункт 1 ст. 10 ГК РФ как прямой законодательный запрет. Сложившаяся практика стала основой для написания п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 № 25, а ст. 169 ГК РФ сохранила прежнюю узкую сферу действия: на ее основе недействительными являются сделки, которые нарушают основополагающие начала российского правопорядка, принципы общественной, политической и экономической организации общества, его нравственные устои.

Вместе с тем основания недействительности сделки, предусмотренные ст. 10 и 168 ГК РФ, являются, по сути, частным случаем оснований, установленных в ст. 169 ГК РФ.

Разграничение недействительных сделок на притворные и мнимые, известное отечественной правовой системе, не является универсальным. Признание сделки мнимой или притворной фактически связано с одними и теми же обстоятельствами - стороны хотят создать лишь видимость правовых последствий, наступления которых в реальности они не желают. Имеется в виду ситуация, когда с целью обмануть третьих лиц стороны разыгрывают совершение сделки или, иными словами, не совершая сделки, ведут себя так, чтобы все думали, будто сделка имела место.

Можно выделить следующие основные признаки мнимых сделок: обе ее стороны (1) согласны с тем, что выраженное (изъявленное) ими вовне не должно иметь правового эффекта (2), обычно, но необязательно, с целью обмана третьих лиц (3). В случае мнимости сделки для третьих лиц (не для сторон) остается скрытым то, чего действительно хотелось достичь с точки зрения права [23; с. 129].

В результате реформы гражданского законодательства в 2012 году в пункте 1 ст. 10 ГК РФ получила закрепление еще одна форма злоупотребления правом в виде «действий в обход закона с противоправной целью».

2.3.Действия в обход закона с противоправной целью. Мнимые и притворные сделки

Определить понятие действия, совершенного в обход закона, можно следующим образом: это ситуация, когда закон формально запрещает какое-либо действие, но путем толкования данного запрета можно прийти к выводу, что закон запрещает не столько само действие (или правовую форму, в которую оно облекается), сколько результат, к которому данное действие приводит. И если можно сделать такой вывод, то запрещенными этим законом должны считаться любые действия, приводящие к достижению того же самого результата, а не только действия, формально упомянутые в норме.

Одним из проявлений института обхода закона является заключение двусторонних сделок в обход закона, т.е. ситуация, когда стороны заключают договор, запрет на совершение которого формально не включен в гипотезу какой-либо императивной нормы, но фактический результат, достигнутый указанным соглашением, совпадает с результатом прямо запрещенного договора, либо экономический результат достигается с исключением не желаемых сторонами ряда правовых последствий (например, переход доли в праве собственности с исключением действия норм о преимущественном праве).

Как пример можно привести факт передачи доли в праве собственности в качестве отступного по ранее заключенному договору займа без соблюдения требований ст. 250 ГК РФ («Преимущественное право покупки»), формально установленных только для договоров купли-продажи и мены. Совершая сделку отступного, ее стороны лишают третьих лиц (участников долевой собственности) преимущественного права приобретения доли в праве собственности другого участника [23; с. 189].

Согласно п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 г. № 25, к сделке, совершенной в обход закона с противоправной целью, подлежат применению нормы гражданского законодательства, в обход которых она была совершена. Следовательно, к сделке по предоставлению отступного должны применяться правила пункта 3 ст. 250 ГК РФ о договоре купли-продажи, т.е. норма права, в обход которой была совершена сделка.

Эту ситуацию можно описать иначе: продавец и покупатель доли в праве собственности, стремясь избежать нежелательных для себя правовых последствий заключения договора купли-продажи, предусмотренных пунктом 3 ст. 250 ГК РФ, заключают заем (сумма займа - цена по договору купли-продажи) и сделку отступного (передача доли в праве собственности), достигая таким образом того же экономического эффекта (переход доли в праве собственности покупателю-займодавцу), что и по договору купли-продажи.

В данном случае стороны совершили сделки (заем и предоставление отступного) с целью прикрыть другую сделку (куплю-продажу), выполнив гипотезу, сформулированную в первом предложении пункта 2 ст. 170 ГК РФ. Суд, руководствуясь положениями абзаца второго п. 87 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 г. № 25, должен применить правила, относящиеся к сделке, которые стороны в действительности имели в виду, а именно пункт 3 ст. 250 ГК РФ.

Такая вариативность представления одной и той же правовой ситуации призвана показать схожесть двух юридических составов - сделок в обход закона и мнимых или притворных сделок. Даже в абзаце втором пункта 88 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 г. № 25 в качестве примера притворной сделки приводится договор дарения доли в обществе с ограниченной ответственностью «в обход правил о преимущественном праве других участников на покупку доли». Как же их разграничивают? Достоверный ответ на данный вопрос можно получить, если обратиться к истории развития этих институтов.

Институт мнимых сделок был известен римскому праву классического периода. О притворности говорили тогда, когда сделка, хотя и заключалась, но по намерению сторон не должна была иметь эффекта. В большинстве случаев подобным образом обходили определенные запреты, например, за договором купли-продажи и аренды, по которым цена или арендная плата в действительности не должны уплачиваться, скрывали нарушающее запрет дарение. Основной сферой применения правил о притворности сделки были именно сделки, совершенные в обход определенных запретов. Мнимые сделки совпадали со сделками в обход закона, это был один и тот же правовой институт.

Разделение мнимых сделок и сделок в обход закона является результатом разработок волевой теории сделки. В 1878 году германский профессор Йозеф Колер (1848-1919) в своей работе «Учение о внутренних оговорках и притворстве» установил признак сделки в обход закона: ее правовые последствия желаемы, но только в той степени, насколько она достигает экономической цели прикрываемой сделки. По мнению этого автора, сделки в обход закона должны быть недействительными, если они нацелены на результат, которому закон хочет воспрепятствовать. Однако стороны желают тех правовых последствий, которые следуют за сделкой в обход закона.

Соответственно в современных комментариях к Германскому гражданскому уложению 1990 года содержится положение, согласно которому в случае, когда стороны хотят наступления соответствующих правовых последствий, но не связанного с ними экономического или прочего фактического результата, наличествует сделка в обход закона, но не мнимая сделка. Сделки в обход закона не являются мнимыми, поскольку в этих случаях стороны стремятся к наступлению их правовых последствий, чтобы достичь своих практических целей.

Таким образом, произошло смещение акцента в толковании института мнимости сделок. Если стороны желали наступления правовых последствий сделки, однако, заключая ее в таком виде, имели целью исключить применение ряда положений о сделке, которая в действительности соответствовала сути их экономических отношений, то сделка признается совершенной в обход закона, но не мнимой.

Как видим, в XIX веке произошло смещение акцента в квалификации мнимых сделок с соотношения юридически значимых действий и их последствий в фактической реальности на соотношение воли и волеизъявления: для признания сделки мнимой необходимо выявить, действительно ли лицо желало того, что им изъявлено.

Такая постановка вопроса свела основное значение правил о притворности сделки к внутреннему отношению между действующими сторонами, а не к защите третьих лиц. Главное правило, которое имеет значение для мнимых и притворных сделок, - это несоответствие между волей и волеизъявлением не влияет на сделку, если другая сторона была добросовестной. И оно получило свое отражение в абзаце четвертом п. 87 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 г. № 25.

На основе приведенных теоретических рассуждений возникли дела в судебной практике, в которых истцу отказывали в признании недействительными сделок на основании ст. 170 ГК РФ, если стороны для достижения экономического результата использовали юридическую форму, отличную от той, которую на самом деле подразумевают.

Действительно, купля-продажа чаще всего ведет к переходу права собственности на вещь. Однако суду надлежало установить, являлись ли эти действия куплей-продажей, какого экономического эффекта добивались стороны своими действиями и что они скрывали за правовой формой купли-продажи?

Но догматическое смещение акцента толкования понятия мнимости и господство теории воли не дает суду возможность задаться такими вопросами и логически приводит к необходимости создания новой, дополнительной категории, позволяющей раскрывать правовую форму и искать реальные фактические последствия. Этой категорией стала «сделка в обход закона».

Одновременно сложилась негативная практика, согласно которой сделка, исполненная одной из сторон, не может считаться мнимой. Но это проявление не сущностного признака мнимой сделки, а общего правила о запрете противоречивого поведения: исполнив сделку, лицо не может ссылаться на ее ничтожность [9; с. 272].

В пункте 86 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 № 25 изложен противоположный подход.

Характерно, что по спорам, когда сделку как мнимую оспаривают третьи лица, поскольку она нарушает их права (чаще всего это связано с выводом активов должника), суды констатировали: факт исполнения не влияет на признание сделки мнимой и, более того, при мнимых сделках исполнение симулируется в большинстве случаев.

В результате мы приходим к выводу, что вопрос о соотношении мнимых сделок и сделок в обход закона зависит от общих теоретических посылок. Вместе с тем последствия применения рассматриваемых норм одинаковы: суд должен применить нормы, которые соответствуют сути, а не форме отношений сторон.

Если придерживаться волевой теории, то сделка в обход закона отличается от мнимой сделки тем, что стороны, совершающие мнимую сделку, не желают наступления ее правовых последствий. Кроме того, для квалификации сделки как совершенной в обход закона суд не должен выяснять намерения сторон - он должен устанавливать только объективный факт достижения результата, запрещенного законом.

Если же основываться на том, что о правовых последствиях сделки сообщает не только воля сторон, но и в самой правовой системе принято, что за определенными формами социального взаимодействия следуют правовые последствия, то мнимой будет признаваться та сделка, форма которой не соответствует ее реальному содержанию, и сферы действия мнимых сделок и сделок в обход закона совпадут.

С учетом того что в п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 г. № 25 разъяснена необходимость различать мнимые сделки и сделки в обход закона, судам следует руководствоваться первым из указанных выше подходов.

3.Новеллы гражданского законодательства о недействительности сделок с позиции добросовестно­сти

В связи с реформой гражданского законодательства применительно к сделкам вопрос о защите субъективных гражданских прав рассматривается посредством признания оспоримой сделки недействительной и применения последствия ее недействительности, а также признания недействительной ничтожной сделки и применения последствий ее недействительности, увязывая применение данных способов защиты с добросовестным поведением сторон сделки.

По общему правилу, недействительные сделки не влекут юридических последствий, за исключением тех, которые связаны с ее недействительностью. При этом ничтожные сделки считаются недействительными с момента их совершения вне зависимости от признания их таковыми судом, в то время как оспоримые сделки признаются действительными, следовательно, порождающими права и обязанности их участников до признания данных сделок недействительными судом. В последнем случае сделки будут считаться недействительными с момента их совершения.

Следует также отметить, что изменения коснулись как ст. 1 ГК РФ, содержащей основные начала гражданского законодательства, установив правило, что при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно, так и специальных норм, регулирующих отдельные гражданские правоотношения. В частности, требование о необходимости добросовестного поведения содержится в ряде норм, регулирующих недействительные сделки. Так, в п. 5 ст. 166 ГК РФ предусматривается правило, что заявление о недействительности сделки не имеет правового значения, если ссылающееся на недействительность сделки лицо действует недобросовестно, в частности, если его поведение после заключения сделки давало основание другим лицам полагаться на действительность сделки. Таким образом, если из поведения стороны, совершившей сделку, следует, что она считает заключенную сделку действительной, то впоследствии такая сторона не вправе требовать признания данной сделки недействительной. Вернее, данное заявление о признании сделки недействительной не будет иметь правовых последствий [9; с. 152].

Согласно пункту 70 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 сделанное в любой форме заявление о недействительности (ничтожности, оспоримости) сделки и о применении последствий недействительности сделки (требование, предъявленное в суд, возражение ответчика против иска и т.п.) не имеет правового значения, если ссылающееся на недействительность лицо действует недобросовестно, в частности, если его поведение после заключения сделки давало основание другим лицам полагаться на действительность сделки (п. 5 ст. 166 ГК РФ).

Анализ данного пункта постановления позволяет заключить следующее.

Во-первых, норма п. 5 ст. 166 ГК РФ распространяется не только на оспоримые, но и на ничтожные сделки и таким образом направлена на оздоровление (конвалидацию) недействительных сделок.

Во-вторых, заявление о недействительности сделки не имеет правового значения, если было подано недобросовестной стороной. Таким образом, заявление стороны, действующей добросовестно, имеет правовое значение и по ее требованию при наличии установленных в законе оснований сделку можно признать недействительной или применить последствия недействительности ничтожной сделки.

В-третьих, недобросовестное поведение стороны может выражаться в таком поведении после заключения сделки, которое давало основание другим лицам и контрагенту полагаться на действительность данной сделки.

В то же время и пункт 5 ст. 166 ГК РФ, и пункт 70 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 предусматривают, что недобросовестное поведение стороны лишь в частности может выражаться в поведении после заключения сделки, которое давало основание другим лицам полагаться на действительность сделки. Таким образом, законодатель полагает, что недобросовестное поведение стороны, заключившей сделку, может выражаться и иным образом. Возможно, следует учитывать поведение стороны до и во время заключения сделки. Если сторона своим поведением до и во время заключения сделки давала основания полагаться на то, что считает ее действительной, то, следовательно, после ее заключения она не может менять своего отношения к данной сделке.

В-четвертых, представляется, что п. 5 ст. 166 ГК РФ может применяться только в целях защиты добросовестной стороны. Поэтому, если выясняется, что обе стороны сделки действовали недобросовестно, подобную сделку следует признать недействительной по иску обратившейся стороны.

В качестве вывода следует отметить, что применение положений п. 5 ст. 166 ГК РФ вполне вписывается в конструкцию оздоровления (конвалидации) сделок и находится в соответствии с п.п. 3, 4 ГК РФ о добросовестности осуществления лицами своих гражданских прав и обязанностей и недопущения извлечения преимуществ из своего недобросовестного поведения. Норма п. 5 ст. 166 ГК РФ направлена на защиту права добросовестной стороны сделки от недобросовестных действий другой и отражает влияние принципа добросовестности на оздоровление порочной сделки [14; с. 25].

Следует отметить, что вследствие последних изменений законодатель в большинстве случаев стал увязывать вопрос о признании сделки недействительной с добросовестным или недобросовестным поведением ее сторон.

В частности, согласно пп. 4 п. 2 ст. 166 ГК РФ сторона, из поведения которой явствует ее воля сохранить силу сделки, не вправе оспаривать сделку по основанию, о котором эта сторона знала или должна была знать при проявлении ее воли. Данное правило перекликается в известной степени с рассмотренным выше правилом п. 5 ст. 166 ГК РФ. Однако норма пп. 4 п. 2 ст. 166 ГК РФ применяется только к оспоримым сделкам. Представляется, что в этом случае сторона своим поведением дает другой стороне понять о ее намерении считать заключенную сделку действительной, несмотря на имеющиеся основания для признания ее недействительной. Условием применения данного правила является осведомленность стороны при проявлении воли на сохранение силы сделки о тех пороках, которые в ней присутствуют. Если сторона не знала или не должна была знать об основаниях для признания сделки недействительной, то у нее сохраняется право оспаривать такую сделку.

Таким образом, законодатель в данном случае применяет критерий осведомленности о значимых для дела обстоятельствах как критерий добросовестного или недобросовестного поведения стороны. Если сторона, знающая о пороке сделки, тем не менее демонстрировала другой стороне свою волю сохранить заключенную сделку действительной, то в этом случае она своим поведением оздоравливает (конвалидирует) данную сделку. В такой ситуации обращаться с требованием о признании заключенной сделки недействительной будет недобросовестно по отношению к другой стороне [9; с. 341].

Следует отметить, что законодательный подход, закрепленный в пп. 4 п. 2 ст. 166 ГК РФ, отражает тенденцию расширения оснований оздоровления оспоримых сделок, который является одним из способов защиты субъективных гражданских прав по сделкам, создающим правовую неопределенность. Ранее законодательство РФ лишь в ряде случаев предусматривало подтверждение оспоримой сделки.

Согласно пп. 4 п. 2 ст. 166 ГК РФ сторона, из поведения которой явствует ее воля сохранить силу сделки, не вправе оспаривать сделку по основанию, о котором эта сторона знала или должна была знать при проявлении ее воли. Таким образом, исполнение оспоримой сделки может быть признано выражением воли стороны, направленной на сохранение сделки, но не является единственным проявлением воли, направленной на сохранение сделки. Например, устное или письменное подтверждение действительности сделки в отношениях с третьими лицами также может говорить о проявлении воли стороны, направленной на сохранение силы сделки.

Следует также отметить, что кроме рассмотренной выше нормы в законе предусмотрены иные способы оздоровления оспоримых сделок. В частности, п. 4 ст. 178 ГК РФ предусматривает, что сделка не может быть признана недействительной как совершенной под влиянием заблуждения, если другая сторона выразит согласие на сохранении сделки на тех условиях, из представления о которых исходила сторона, действовавшая под влиянием заблуждения. В таком случае суд, отказывая в признании сделки недействительной, указывает в своем решении эти условия сделки. Таким образом, законодатель учитывает добросовестное поведение стороны, которая готова принять те условия, из которых исходила заблуждавшаяся сторона [20; с. 12].

На примере анализа п. 5 ст. 166 ГК РФ конвалидация (оздоровление) сделок может применяться не только к оспоримым, но и к ничтожным сделкам (например, п. 2 ст. 171, п. 2 ст. 172 ГК РФ).

Следует отметить, что законодатель учитывает добросовестное поведение стороны при решении вопроса о признании сделки недействительной и в тех нормах, где о добросовестности участника прямо не говорится. Так, например, в ст. 173, п. 2 ст. 173.1, п. 2 ст. 174, п. 2 ст. 174.1, п. 2 ст. 179 ГК РФ оспоримые сделки могут быть признаны недействительными только в случаях, когда другая сторона сделки действовала недобросовестно. В частности, недобросовестными, по мнению законодателя, являются действия, когда сторона заключает сделку, несмотря на то, что знает или должна была знать, при проявлении обычной заботливости и осмотрительности, об ограничениях на совершение данной сделки у своего контрагента. Так, если сторона знает о том, что ее контрагент - юридическое лицо, совершая сделку, выходит за пределы своей целевой правоспособности, установленной в учредительных документах (ст. 173 ГК РФ); или если сторона знает или должна была знать при совершении сделки об отсутствии необходимого согласия третьего лица, органа юридического лица или государственного органа на ее совершение (п. 2 ст. 173.1 ГК РФ) и др.

Таким образом, осведомленность стороны об имеющихся ограничениях на совершение сделки, об отсутствии согласия органа или третьего лица на ее совершение, о явном ущербе данной сделки для представляемого или юридического лица, об обмане потерпевшего и т.д. свидетельствуют о ее недобросовестном поведении при совершении сделки. Недобросовестное поведение стороны сделки является основанием для удовлетворения судом требования о признании сделки недействительной, как если бы добросовестное незнание стороны об этих обстоятельствах явилось бы причиной оставления оспоримой сделки действительной.

Следует также отметить, что в ст. 179 ГК РФ законодатель предусматривает презумпцию недобросовестности лица. Так, считается, что лицо знает об обмане, если виновное в обмане третье лицо являлось ее представителем или работником или содействовало ей в совершении сделки. В данном случае лицо признается осведомленным об обмане и действующим недобросовестно, если не докажет обратное.

В то же время проводимая реформа законодательства о недействительных сделках не отличается последовательностью. В частности, данный вывод относится к изменению подхода законодателя к решению вопроса о последствиях недействительных сделок. Так, согласно п.п. 1, 2 ст. 179 ГК РФ сделка, совершенная под влиянием насилия, угрозы, обмана, может быть признана судом недействительной по иску потерпевшего. Последствия недействительности сделки, согласно п. 4 ст. 179 ГК РФ, определяются в соответствии с правилами ст. 167 ГК РФ. Кроме того, другая сторона сделки возмещает причиненные потерпевшему убытки и несет риск случайной гибели предмета сделки.

В то же время п. 2 ст. 167 ГК РФ устанавливает в качестве общего последствия недействительности сделки - двустороннюю реституцию, согласно которой каждая из сторон обязана возвратить другой стороне все полученное по сделке, а при невозможности возвратить полученное в натуре - возместить его стоимость в деньгах [8; с. 132].

Исключением из данного правила является положение п. 4 ст. 167 ГК РФ, в соответствии с которым суд вправе не применять последствия недействительности сделки (п. 2 ст. 167 ГК), если их применение будет противоречить основам правопорядка и нравственности.

Конечно, данная ситуация представляется экстраординарной, о чем упоминали в литературе некоторые авторы [5; с. 116]. Нельзя не согласиться с высказанной позицией Е.В. Богданова о том, что «...проведенный анализ статей 169 и 179 ГК РФ показал, что в действующей редакции данные нормы не способствуют внедрению принципа добросовестности в гражданский оборот. Более того, они фактически поощряют недобросовестное поведение...» [16; с. 140]. Действительно, законодатель предусмотрел санкцию в виде взыскания в доход РФ полученного по сделке сторонами, действовавшими умышленно, лишь в одном случае - при совершении сделки с целью, противной основам правопорядка и нравственности.

Представляется, однако, что ст. 179 ГК РФ, которая предусматривает признание сделки недействительной вследствие применения насилия, угрозы, обмана, также нуждается в более серьезной санкции, кроме восстановления сторон в первоначальном положении. К чему столь частое повторение необходимости добросовестного поведения участника сделки, если поведение недобросовестное, незаконное, противоправное остается безнаказанным? Как тогда законодатель предлагает стимулировать добросовестное поведение стороны, которая вынуждена возвращать полученное по сделке лицу, применявшему к ней психическое или физическое насилие?

В п. 4 ст. 167 ГК РФ содержится правило, что суд вправе не применять последствия недействительности сделки, если их применение будет противоречить основам правопорядка или нравственности. Следует отметить, что постановление Пленума ВС РФ от 23.06.2015 г. № 25 не дает подробных разъяснений, как следует поступить суду в такой ситуации и может ли суд применить последствие, предусмотренное в ст. 169 ГК РФ, и взыскать в доход РФ все полученное по сделке стороной, действовавшей умышленно. Исходя из буквального толкования положений ст. 169 ГК РФ данное последствие может применяться лишь в случаях, предусмотренных законом. Таким образом, применение односторонней реституции по сделкам, совершенным вследствие применения насилия, угрозы или обмана по аналогии закона (ст. 169 ГК РФ), в настоящий момент представляется маловероятным [23; с. 251].

На основании изложенного можно заключить следующее:

реформа гражданского законодательства о недействительности сделок расширила возможности конвалидации (оздоровления) недействительных сделок, в том числе путем установления презумпции оспоримости сделок, не соответствующих требованиям закона (ст. 168 ГК РФ);

новеллы гражданского законодательства о сделках в большей мере ориентированы на соблюдение сторонами принципа добросовестности при заключении сделок;

в этой связи следует отметить, что применение положений п. 5 ст. 166 ГК РФ вполне вписывается в конструкцию оздоровления (конвалидации) сделок и находится в соответствии с п.п. 3, 4 ГК РФ о добросовестности осуществления лицами своих гражданских прав и обязанностей и недопущении извлечения преимуществ из своего недобросовестного поведения. Норма п. 5 ст. 166 ГК РФ направлена на защиту права добросовестной стороны сделки от недобросовестных действий другой и отражает влияние принципа добросовестности на оздоровление порочной сделки;

в то же время проводимая реформа законодательства о недействительных сделках не отличается последовательностью. В частности, данный вывод относится к изменению подхода законодателя к решению вопроса о последствиях недействительных сделок (например, ст. 179 ГК РФ).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате реформы гражданского законодательства количество судебных споров о признании сделок недействительными в России продолжает сокращаться.

Сокращение количества судебных споров о признании договоров недействительными в арбитражных судах во многом связано с точечными поправками, которые затрудняют оспаривание сделок (пп. 2 и 5 ст. 166 ГК РФ), и особенно с нормой п. 2 ст. 431.1 ГК РФ, согласно которой сторона, которая приняла от контрагента исполнение по договору, связанному с осуществлением его сторонами предпринимательской деятельности, и при этом полностью или частично не исполнила свое обязательство, не вправе требовать признания договора недействительным.

Однако в целом рано говорить, что цели реформы достигнуты и правила оспаривания недействительных сделок, установленные в обновленном ГК РФ, способствуют стабильности гражданского оборота. Наоборот, сохранение деления недействительных сделок на ничтожные и оспоримые, расширение возможностей признания недействительными ничтожных и оспоримых сделок, а также проблемы их квалификации, освещенные в настоящей работе, свидетельствуют лишь, что новые общие нормы о недействительности сделок содержат огромный негативный потенциал, использование которого недобросовестными лицами может подорвать стабильность гражданского оборота в еще большей степени, чем это было в дореформенный период.

Судебная практика, пока имеющая тенденцию к укреплению силы сделок, может в любой момент измениться в зависимости от экономической конъюнктуры и политико-правовых соображений, чему способствуют новые положения ГК РФ.

В конечном итоге гражданский оборот в условиях действующих норм остается пока заложником свободного судейского усмотрения. Исправить сложившееся положение вещей способна только законодательная корректировка положений ГК РФ о недействительности сделок, направленная на отказ от нормативного деления их на ничтожные и оспоримые и установление презумпции действительности любой сделки.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Гражданский кодекс Российской Федерации (с изменениями и дополнениями) // Справочная правовая система «Гарант».

2. Федеральный закон от 02.12.1990 № 395-I «О банках и банковской деятельности» (с изменениями и дополнениями) // Справочная правовая система «Гарант».

3. Закон Российской Федерации от 07.02.1992 № 2300-I «О защите прав потребителей» (с изменениями и дополнениями) // Справочная правовая система «Гарант».

4. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела 1 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. - 2015 г. - № 8.

5. Артемов В. Недействительность сделок и их последствия: отдельные аспекты // Хозяйство и право. - 2002. - № 9. - С. 114-120.

6. Белов В.А. Сделки и недействительные сделки: проблемы понятий и их соотношение // Законодательство. - 2006. - № 10. – С. 52-55.

7. Белов В.А. Чертова дюжина вопросов (о судьбе института недействительности сделок) // Корпоративный юрист. - 2005. - № 4. – С. 5-8.

8. Ванюкова Е.М. Может ли злоупотребление правом быть основанием для признания сделки недействительной? // Закон. - 2013. - № 6. - С. 131-140.

9. Витрянский В.В. Реформа российского гражданского законодательства: промежуточные итоги. - М.: Статут, 2016. - 431 с.

10. Гутников О.В. К вопросу о понятии недействительных сделок. - М.: Статут, 2006. – 201 с.

11. Ем В.С. О критериях ничтожности сделок в новейшем гражданском законодательстве России // Вестник гражданского права. - 2014. - № 6. - С. 140-165.

12. Иоффе О.С. Избранные труды. - СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. – 448 с.

13. Красавчиков О.А. Советское гражданское право. - М.: Высшая школа, 1972. – 284 с.

14. Останина Е.А. Эстоппель и подтверждение сделки // Вестник ВАС РФ. - 2013. - № 11. – С. 25-28.

15. Рабинович Н.В. Недействительность сделок и ее последствия. - Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1960. - 171 с.

16. Райников А.С. Условия оспаривание сделки в контексте поправок в ГК РФ // Вестник гражданского права. - 2015. - № 2. - С. 116-141.

17. Рожкова М.А. Недействительность дозволенных и недозволенных действий (юридический очерк). - М.: Статут, 2006. – 147 с.

18. Рясенцев В.А. Гражданское право. Часть 1. - М.: Юридическая литература, - 1986. – 392 с.

19. Скловский К.И. Сделка и ее действие. - М.: Статут, 2015. - 176 с.

20. Старцева Ю.В. Общие положения недействительности сделок в свете разъяснений Верховного Суда Российской Федерации // Судья. - 2015. - № 10. – С. 10-12.

21. Суханов Е.А. Российское гражданское право. - М.: Статут, 2013. – 889 с.

22. Толстой Ю.К. Гражданское право. - М.: Проспект, 2014. – 379 с.

23. Толчеев Н.К. Настольная книга судьи по гражданским делам. - М.: Проспект. 2016. – 457 с.

24. Тузов Д.О. Комментарий к определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 17.03.2015 г. № 306-ЭС14-929 // Вестник экономического правосудия. - 2015. - № 4. - С. 4-9.

25. Тузов Д.О. Сделки, совершенные в противоречии с императивными нормами закона, в контексте новой редакции ст. 168 ГК РФ // Вестник гражданского права. - 2016. - № 5. - С. 14-67.