Автор Анна Евкова
Преподаватель который помогает студентам и школьникам в учёбе.

Общая характеристика преступлений против правосудия(Понятие и виды преступлений против правосудия)

Содержание:

Введение

Актуальность темы курсовой работы. В рамках реализации уголовно-правовой политики важное значение имеют вопросы, связанные с формированием системы норм о преступлениях против правосудия, их оптимизации, криминализации и декриминализации, т.е. приведение системы в максимальное соответствие реальным потребностям общества в уголовно-правовом регулировании. Последние изменения в Уголовном кодексе Российской Федерации (далее - УК РФ[1]) - объективное тому подтверждение, а именно: восстановление ответственности за клевету в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица производящего дознание, судебного пристава (ст. 298.1); криминализация фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности (ч. 4 ст. 303), уклонения лица, страдающего расстройством сексуального предпочтения (педофилией), не исключающим вменяемости, от применения к нему принудительных мер медицинского характера (ч. 3 ст. 314), уклонения от административного надзора (ст. 314.1).

Если в доктрине уголовного права проблемам совершенствования диспозиций норм, предусматривающих ответственность за преступления против правосудия, квалифицирующим признакам уделялось должное внимание, то вопросы пенализации и депенализации, т.е. установления характера наказуемости криминализованных деяний, как в законе, так и в судебной практике, как составной части уголовно-правовой политики, остаются практически неисследованными. Как правило, предложение по совершенствованию той или иной нормы завершается формулированием диспозиции статьи и квалифицированных составов. Меры же ответственности за подобные деяния либо не предлагаются вовсе, либо авторы ссылаются на уже действующее уголовное законодательство, либо ограничиваются указанием на отнесение данного преступления к той или иной категории тяжести: небольшой, средней, тяжким или особо тяжким. С сожалением следует констатировать, что это общая тенденция научных исследований уголовно-правовых норм

Объектом исследования являются общественные отношения, возникающие в связи с совершением преступлений должностными лицами органов предварительного расследования и суда, посягающими на интересы правосудия.

Предмет исследования составили нормы отечественного уголовного законодательства, регламентирующие ответственность за преступления против правосудия.

Цель курсовой работы: дать общую характеристику преступлений против правосудия.

Задачи курсовой работы:

1.дать понятие и рассмотреть виды преступлений против правосудия;

2.проанализировать актуальные проблемы квалификации преступлений, совершаемых сотрудниками правоохранительных органов при осуществлении оперативно-розыскной деятельности;

3.выявить проблемы формирования системы уголовно-правовых норм о преступлениях против правосудия;

4.предложить пути совершенствования конструирования уголовно-правовых санкций за преступления в сфере правосудия.

Теоретическая основа исследования представлена в трудах следующих авторов: Долгополов К.А., Магомедов Г.Б., Борков В.Н., Борков В., Быкова Е., Яшков С., Волженкин Б.В., Додонов В., Дударенко В.В., Козлов А.П., Коробеев А.И., Кудрявцев В.Н., Кузнецова Н.Ф., Лобанова Л., Лопашенко Н.А., Халиков А. и другие авторы.

В качестве информационной основы исследования были использованы: Конституция РФ[2], УК РФ, законодательные и нормативные акты Российской Федерации; справочно-правовая система: «Консультант плюс».

Курсовая работа состоит из введения, двух глав, состоящих из четырех параграфов, заключения, списка использованных источников.

Глава 1. Особенности уголовной ответственности за преступления против правосудия

1.1. Понятие и виды преступлений против правосудия

Преступлениями против правосудия признаются общественно опасные противоправные деяния, посягающие на его интересы и нарушающие общественные отношения, обеспечивающие нормальную, урегулированную законом деятельность суда и органов, ему в этом содействующих, по реализации задач и целей правосудия.

Преступления против правосудия объединяют две группы посягательств:

1) преступления, посягающие на правосудие непосредственно (деяния, нарушающие деятельность суда по отправлению правосудия);

2) преступления, посягающие на правосудие опосредованно (деяния, нарушающие нормальную вспомогательную работу органов, содействующих суду в отправлении правосудия[3]).

Видовой объект преступлений, входящих в рассмотренную группу, - это совокупность общественных отношений, обеспечивающих нормальную, строго регламентированную законодательством деятельность суда по отправлению правосудия, а также по осуществлению урегулированной правом деятельности правоохранительных органов (прокуратуры, органов дознания и следствия, органов и учреждений, исполняющих судебные решения), оказывающих суду содействие по реализации задач и целей правосудия. Иными словами, преступления, указанные в гл. 31 УК РФ, в целом посягают на интересы правосудия.

Анализируя преступления против правосудия, отметим, что преступления:

- небольшой тяжести составляют 53% (27 преступлений);

- средней тяжести - 25% (13 преступлений);

- тяжкие - 20% (10 преступлений);

- особо тяжкие - 2% (1 преступление).

Законодатель предусмотрел такой вид наказания за преступления против правосудия, как штрафы, - 51% (для 26 преступлений).

Лишение свободы на определенный срок является наиболее популярным основным видом наказания из числа предусмотренных в гл. 31 УК РФ. В случае его отсутствия в качестве более суровых видов наказаний законодатель предусмотрел в санкциях арест и обязательные работы соответственно в 18% (для 9 преступлений) и 4% (для 2 преступлений) случаев[4].

В качестве дополнительных такие виды наказаний, как штраф, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, а также ограничение свободы, предусмотрены соответственно в 2% (для 1 преступления), в 10% (для 5 преступлений) и в 2% (для 1 преступления) случаев.

Учитывая, что лишение свободы на определенный срок является самым распространенным видом наказания, полагаем, что все же правоприменителю следует более активно применять наказания, не связанные с реальным лишением свободы.

1.2. Актуальные проблемы квалификации преступлений, совершаемых сотрудниками правоохранительных органов при осуществлении оперативно-розыскной деятельности

Многие, в том числе тяжкие, преступления совершаются в условиях неочевидности, их выявление, пресечение и раскрытие требуют применения правоохранительными органами гласных и негласных, основанных на принципах конспирации, методов работы[5]. Оперативно-розыскная деятельность не предполагает применения мер государственного принуждения, но в ходе ее осуществления в целях защиты наиболее важных правоохраняемых интересов могут ограничиваться отдельные права граждан. Результаты тщательно скрываемой от "посторонних глаз" оперативно-розыскной деятельности обладают значительным репрессивным потенциалом для разрабатываемых лиц, так как могут послужить поводом для их уголовного преследования.

Российская Федерация ориентируется на самые высокие стандарты соблюдения прав человека и гражданина в сфере оперативно-розыскной деятельности (ОРД). Лицо, в отношении которого проводятся оперативно-разыскные мероприятия, вправе рассчитывать, что при их осуществлении его не станут шантажировать, провоцировать, применять к нему насилие. В свою очередь, юридическая оценка нарушений, допущенных сотрудниками органов, осуществляющих ОРД, требует точной уголовно-правовой оценки. Судебная практика свидетельствует о том, что проблема, как правило, возникает при применении норм, предусматривающих ответственность за фальсификацию результатов оперативно-разыскной деятельности (ч. 4 ст. 303 УК РФ) и превышение должностных полномочий (ст. 286 УК РФ).

В качестве примера приведем решение президиума Саратовского областного суда по уголовному делу в отношении оперуполномоченных ФСКН, которые склонили потерпевшего к имитации выдачи им одного наркотического вещества, а также сфальсифицировали данные о якобы незаконном хранении другого наркотика. Действия виновных судом первой инстанции были квалифицированы по ч. 1 ст. 286 и ч. 4 ст. 303 УК РФ. Президиум разъяснил: "Учитывая, что все действия осужденных в отношении Х., заключающиеся в фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности, были объединены единым умыслом, направленным на уголовное преследование, как по факту изъятия у Х. наркотических средств, так и по факту их добровольной выдачи, и совершены в одно и то же время, вывод суда о наличии в действиях осужденных двух разных преступлений является ошибочным. Указанные действия охватываются составом преступления, предусмотренным ч. 4 ст. 303 УК РФ. При таких обстоятельствах президиум считает необходимым исключить из приговора как излишне вмененное осуждение Я., М. и Т. по ч. 1 ст. 286 УК РФ за совершение действий, явно выходящих за пределы их полномочий и повлекших существенное нарушение прав и законных интересов Х."[6]

Статья 303 УК РФ построена таким образом, что наступление тяжких последствий является квалифицирующим обстоятельством только для фальсификации доказательств по уголовному делу (ч. 3 ст. 303 УК РФ). Применительно к фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности такая дифференциация ответственности не предусмотрена. С точки зрения Е.Г. Быковой и С.А. Яшкова, в случае подбрасывания потерпевшему наркотических средств, а также их передачи по предварительной договоренности для последующего изъятия вопрос об отграничении превышения должностных полномочий от фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности должен решаться в зависимости от наступления или ненаступления тяжких последствий. В случае их наличия, считают авторы, следует вменять ст. 286 УК РФ, а "к примеру, при выявлении факта инсценировки преступления и фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности до момента рассекречивания и передачи этих материалов для принятия соответствующего решения" действия виновного нужно квалифицировать по ч. 4 ст. 303 УК РФ[7].

Считаем, однако, что при квалификации исследуемых посягательств факт наступления или ненаступления тяжких последствий не может быть решающим при определении соответствующей совершенному посягательству уголовно-правовой нормы, поскольку уголовно-правовой оценке в первую очередь подлежат признаки основного состава преступного деяния. Н.Ф. Кузнецова пишет: "У преступлений против правосудия общественно опасные последствия заключаются в нарушении интересов правосудия тем или иным в статье УК названным способом - фальсификацией доказательств, вынесением неправосудного решения, давлением на суд и т.д. Анализ любых составов преступлений должен исключать обращение к признакам, которые лежат за составом"[8]. Поддерживаем А.Н. Халикова, утверждающего, что "сам факт уголовного преследования (возбуждение уголовного дела, предъявление обвинения, обвинительный приговор), непосредственное причинение вреда чести, достоинству и деловой репутации человека... не входят в оконченный состав данного преступления, однако при наличии оснований могут стать обстоятельствами, отягчающими наказание (например, в случае наступления тяжких последствий в результате совершения преступления п. "б" ч. 1 ст. 63 УК РФ)"[9].

Прямое или косвенное склонение гражданина к совершению преступления для создания в дальнейшем видимости его изобличения нарушает правовые основы осуществления оперативно-розыскной деятельности и является способом искажения ее результатов. Представляемые оперативным сотрудником материалы, свидетельствующие о якобы выявленном или пресеченном преступлении, если это "посягательство" было им самим же и спровоцировано, искажают реальность и являются сфальсифицированными. Следует согласиться с тем, что, побуждая лицо к совершению преступления, "проверяя потенциальных преступников на честность", должностное лицо органов, осуществляющих ОРД, выходит за пределы предоставленных ему полномочий. В соответствии со ст. 5 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ "Об оперативно-розыскной деятельности[10]" органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, запрещается подстрекать, склонять в прямой или косвенной форме к совершению противоправных действий; фальсифицировать результаты оперативно-розыскной деятельности. Между тем то утверждение, что фальсификация результатов оперативно-розыскной деятельности (ч. 4 ст. 303 УК РФ) является специальным видом превышения должностных полномочий (ст. 286 УК РФ), требует уточнения.

Оперативно-розыскная деятельность не предполагает государственного принуждения, при ее осуществлении не возникают отношения власти и подчинения. Государственное регулирование оперативно-розыскной деятельности заключается в установлении системы гарантий законности, соблюдения прав граждан при проведении оперативно-розыскных мероприятий. При их осуществлении оперативные сотрудники не наделены распорядительными полномочиями в отношении лиц, не находящихся от них в служебной зависимости, а также правом принимать решения, обязательные для исполнения гражданами и организациями[11]. Для совершения провокационно-подстрекательских действий в отношении потерпевшего и документального оформления подложных результатов якобы законно проведенного оперативно-розыскного мероприятия распорядительных полномочий и не требуется.

Подобным образом не использует процессуально-властные полномочия следователь, фальсифицирующий доказательства по уголовному делу (ч. 2 ст. 303 УК РФ). Сами по себе доказательства никаких прав и обязанностей для других лиц не порождают. Именно по этой причине Б.В. Волженкин, подчеркивая важный и ответственный характер деятельности судебных экспертов, тем не менее считал, что никакими должностными полномочиями они не обладают[12]. Б.В. Волженкин соглашался с Л. Лобановой в том, что "подкуп эксперта в целях дачи им ложного заключения. специально предусмотрен в ст. 309 УК РФ и не квалифицируется как дача взятки"[13]. Поэтому если, например, следователь уничтожает за материальное вознаграждение доказательство вины лица в совершении преступления, то его действия могут быть квалифицированы как получение взятки только в случае, если будет установлено, что взятка была получена за незаконное освобождение от уголовной ответственности.

Исполнителями преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 303 УК РФ, являются исключительно сотрудники органов власти. Другим организациям право осуществлять оперативно-розыскную деятельность на территории Российской Федерации не предоставлено. Выполнение сотрудниками оперативных подразделений правоохранительных органов своих обязанностей может выражаться и в осуществлении властных распорядительных полномочий, но непосредственно при проведении оперативно-розыскных мероприятий они себя подобным образом не реализуют. Сторонники более широкого представления о функциях представителя власти могут обратить наше внимание на разъяснения Верховного Суда РФ, который относит к исполняющим их субъектам не только должностных лиц, указанных в примечании к ст. 318 УК РФ, но и лиц "наделенных правами и обязанностями по осуществлению функций органов законодательной, исполнительной или судебной власти"[14]. Важно, однако, понимать, что в приведенном положении подразумеваются лица, занимающие государственные должности Российской Федерации и ее субъектов, которые устанавливаются для непосредственного исполнения полномочий государственных органов.

Кроме зависимости потерпевшего от виновного, обусловленной должностным положением последнего, преступление, предусмотренное ст. 286 УК РФ, характеризуется явностью выхода субъекта за пределы своих полномочий. Причем явность проявляется в способе посягательства, который непосредственно реализуется в действиях должностного лица, направленных, как правило, на психическое или физическое подавление воли потерпевшего, очевидное для потерпевшего грубое нарушение его прав.

Президиум Тверского областного суда правильно переквалифицировал действия виновных со ст. 286 УК РФ на ч. 4 ст. 303 УК РФ, но недостаточно убедительно, с нашей точки зрения, обосновал принятое решение. В квалифицируемом посягательстве, отмечается в документе, "противоправное превышение выразилось в оформлении материалов оперативно-розыскной деятельности, содержащих заведомо ложные сведения об обстоятельствах проведения оперативных мероприятий с последующим представлением их в орган предварительного расследования. Оформление материалов ОРД, содержащих заведомо ложные сведения, и фальсификация результатов ОРД в рассматриваемом случае тождественные понятия".

Часть 4 ст. 303 УК РФ "является специальной по отношению к ст. 286 УК РФ, которая охватывает все случаи превышения должностных полномочий, поскольку устанавливает уголовную ответственность только за искажение должностным лицом фактических данных, используемых при осуществлении правосудия. При конкуренции общей и специальных норм уголовная ответственность в силу требований ч. 3 ст. 17 УК РФ наступает по специальной норме. Поэтому президиум считает необходимым переквалифицировать действия каждого из осужденных с п. "в" ч. 3 ст. 286 УК РФ на ч. 4 ст. 303 УК РФ, поскольку они, будучи лицами, уполномоченными на проведение оперативно-розыскных мероприятий, совершили фальсификацию результатов оперативно-розыскной деятельности в целях уголовного преследования лиц, заведомо не причастных к совершению преступления"[15].

Само по себе оформление документов, содержащих заведомо ложные сведения, в целях уголовного преследования лица, заведомо непричастного к совершению преступления, не является явным выходом за пределы должностных полномочий. Данный тезис объясняется законодательным описанием деяния в ст. ст. 285 и 286 УК РФ. Злоупотреблением должностными полномочиями является использование именно полномочий, которое осуществляется при отсутствии основания. За пределы именно должностных полномочий явно выходит виновный при совершении должностного превышения. Поэтому документальное оформление уполномоченным лицом заведомо незаконного процессуального решения, влекущего юридические последствия, является должностным злоупотреблением. В свою очередь, для должностного превышения документальное оформление вообще не свойственно, так как эти действия явно выходят за пределы полномочий виновного и оформлять там ничего не нужно, или составителем документа должно быть другое, неуполномоченное лицо. Поэтому преступления, предусмотренные ч. ч. 2, 3 и 4 ст. 303 УК РФ, не являются специальными видами превышения должностных полномочий.

Исполнитель преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 303 УК РФ, маскирует свои действия под законные. Противоправность проводимых оперативно-разыскных мероприятий и недопустимость их результатов тщательно скрываются, в противном случае недостижимы цели, предусмотренные в тексте исследуемой нормы.

Вместе с тем в процессе фальсификации результатов оперативно-разыскной деятельности сотрудник оперативного подразделения правоохранительного органа может выйти за пределы своих полномочий как представителя власти. Возвращаясь к склонению начальником отдела ГУЭБК и ПК гражданина к участию в провокационно-подстрекательских действиях и незаконном применении в ходе оперативно-розыскного мероприятия наручников, отметим, что уголовный закон, устанавливая ответственность за фальсификацию результатов оперативно-розыскной деятельности, не предусматривает оснований для ее ужесточения, когда при совершении преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 303 УК РФ, виновный принуждает граждан к незаконным действиям, шантажирует, необоснованно использует оружие или специальные средства. Считаем, что в таких случаях деяния должностных лиц следует квалифицировать по совокупности преступлений, предусмотренных ч. 4 ст. 303 и ст. 286 УК РФ. Например, Московский городской суд по делу сотрудников уголовного розыска верно разъяснил: "Доводы защитников о том, что инкриминируемые осужденным действия не требовали дополнительной квалификации по п. "в" ч. 3 ст. 286 УК РФ, судебная коллегия считает несостоятельными, поскольку помимо фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности они совершили незаконное задержание и доставление потерпевшего в отдел полиции, что является превышением должностных полномочий, выходит за рамки преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 303 УК РФ, и требует дополнительной квалификации по п. "в" ч. 3 ст. 286 УК РФ"[16].

Возможен и другой вариант решения исследуемой проблемы квалификации. Это рассмотрение ч. 4 ст. 303 УК РФ и превышения должностных полномочий как части и целого. "Под данным видом конкуренции, - писал В.Н. Кудрявцев, - понимается такой случай, когда имеются две или несколько норм, одна из которых охватывает совершенное деяние в целом, а другие - лишь отдельные ее части"[17]. Данный вид конкуренции по объективной стороне возможен в трех случаях: а) действия, предусмотренные одной нормой, являются лишь частью действий, предусмотренных другой; б) преступные последствия, предусмотренные одной нормой, - часть преступных последствий, предусмотренных другой; в) одна норма может предусматривать противоправные действия, не повлекшие вредные последствия или создающие лишь возможность их наступления, в то время как другая охватывает и наступившие последствия[18].

Фальсификация результатов оперативно-розыскной деятельности не является ни явным выходом должностного лица за пределы его полномочий, ни частью такого выхода. Возможные последствия преступлений, предусмотренных ч. 4 ст. 303 УК РФ и ст. 286 УК РФ, разнородны. В первом случае это незаконное уголовное преследование или освобождение от него, во втором - вред здоровью, иное нарушение физической неприкосновенности личности, нарушение прав вследствие угроз и шантажа. Такие последствия не могут соотноситься как часть и целое. По этой же причине нам не подходит и третий случай, который приводит В.Н. Кудрявцев. Таким образом, гипотеза о возможном соотношении ч. 4 ст. 303 УК РФ и ст. 286 УК РФ как части и целого не подтверждается.

В.В. Дударенко обращает внимание на еще один аспект провокации преступления. Кроме негативных последствий для спровоцированного лица, автор указывает на "последствия второстепенного свойства, то есть те, которые наступают в результате совершения лицом спровоцированного преступления"[19]. С точки зрения В.В. Дударенко, совершение спровоцированным лицом преступления должно "сказаться на ответственности провокатора и рассматриваться как обстоятельство, отягчающее наказание". Спорность такого подхода очевидна, например, в случае совершения преступления против жизни. Считаем, что если провокатор лично или через другое лицо склонил субъекта к совершению убийства, то и отвечать он должен за соучастие в убийстве. Цель провокатора, заключающаяся в последующем уголовном преследовании убийцы, демонстрации якобы "успешного раскрытия" особо тяжкого преступления, не может исключать ответственности за соучастие в посягательстве на жизнь человека.

Ответ на вопрос о признании или непризнании провокатора соучастником спровоцированного им преступления является непростым. Например, "действия взрослого лица по подстрекательству несовершеннолетнего к совершению преступления при наличии признаков состава указанного преступления должны квалифицироваться по статье 150 УК РФ, а также по закону, предусматривающему ответственность за соучастие (в виде подстрекательства) в совершении конкретного преступления"[20]. Применительно к провокации незаконного оборота наркотиков и взяточничества следует ориентироваться на позицию Верховного Суда РФ, в соответствии с которой принятие спровоцированным на получение взятки должностным лицом денег, ценных бумаг, иного имущества не может расцениваться как уголовно наказуемое деяние ввиду отсутствия в нем состава преступления[21]. В фактически конструируемом сотрудниками правоохранительных органов "квазипреступлении" с самого начала отсутствует реальный предмет взятки, так как взятку никто давать не собирался, нет и необходимой для взяточничества обстановки заинтересованности взяткодателя в определенном служебном поведении взяткополучателя. Таким образом, если само спровоцированное лицо преступления не совершало, то отсутствует и соучастие. Разумеется, в случае спровоцированного убийства или другого посягательства с общественно опасными последствиями провокатор должен отвечать в числе прочего и за соучастие в преступлении.

Возвращаясь к возможным тяжким последствиям фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности, состоящим в незаконном уголовном преследовании потерпевшего, отметим, что они не должны влиять на квалификацию действий виновного. Структура ст. 303 УК РФ не создает предпосылок для такой дифференциации ответственности, так как третья ее часть в качестве квалифицирующего признака предусматривает наступление тяжких последствий только в результате фальсификации доказательств. Законодатель в санкциях выразил меньшую опасность фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности в сравнении с фальсификацией доказательств по уголовному делу, в том числе и повлекшей тяжкие последствия. Видимо, такие возможные последствия преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 303 УК РФ, как незаконное уголовное преследование, осуждение, переносимые в связи с этим тяготы и лишения, представлялись законодателю достаточно отдаленными и опосредованными деятельностью других должностных лиц правоохранительных органов и суда. С подобной позицией можно не соглашаться, особенно с учетом санкции нормы, которая предусматривает наказание в виде лишения свободы до четырех лет. Но полагаем, что в соответствии с нынешней редакцией уголовного закона даже в случае наступления тяжких последствий от фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности действия виновного должны квалифицироваться только по ч. 4 ст. 303 УК РФ.

Если провокационно-подстрекательские действия сопряжены с применением шантажа, насилия, специальных средств или оружия, преступление перестает быть только информационным, состоящим исключительно в скрытом манипулировании сознанием потерпевших и документальном искажении реальности. Связанные с незаконной оперативно-розыскной деятельностью посягательства должностных лиц правоохранительных органов на личность и общественную безопасность содержат признаки явного выхода за пределы предоставленных им полномочий и требуют дополнительной квалификации по ст. 286 УК РФ. При этом следует отграничивать и последствия преступлений, предусмотренных ч. 4 ст. 303 УК РФ и ст. 286 УК РФ. В первом случае это незаконное уголовное преследование потерпевшего, применение к нему мер процессуального принуждения, основанное на недопустимых доказательствах постановление судом обвинительного приговора. Даже "причинение вреда чести, достоинству и деловой репутации" лица, потерпевшего от фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности, является следствием "навешивания на него ярлыка" преступника. Во втором случае существенный вред может выражаться в адресованных потерпевшему угрозах нарушения его прав и законных интересов, в незаконном применении к потерпевшему насилия, специальных средств и ограничении его свободы. Как было показано выше, при квалификации учитываются только последствия и особый способ превышения должностных полномочий.

Глава 2.Оптимизация уголовно-правовой политики в сфере борьбы с преступлениями против правосудия

2.1. Проблемы формирования системы уголовно-правовых норм о преступлениях против правосудия

Еще на рубеже 1980-х годов С.И. Дементьев справедливо отмечал, что в науке уголовного права почти нет исследований, посвященных проблемам конструирования уголовно-правовых санкций[22]. В настоящее время ситуация существенно не изменилась. Такая односторонность не может в полной мере удовлетворить интересам теории и практики. Представляется верным мнение о том, что "игнорирование взаимообусловленности преступления и наказания приводит либо к признанию примата наказания над преступлением, абсолютизации наказания, либо к гипертрофии преступления с отведением наказанию третьестепенной вспомогательной роли в системе мер борьбы с ним. Обе тенденции искажают истинное соотношение рассматриваемых категорий и должны быть преодолены в ходе создания теоретических основ криминализации и пенализации"[23].

Санкции норм о преступлениях против правосудия нуждаются в совершенствовании, как в плане установления вида и размера мер государственного принуждения, так и в плане их применения. Основными недостатками санкций за преступления против правосудия являются: невозможность применения некоторых из них в полном объеме; не всегда обоснованная безальтернативность наказания; чрезмерно широкие границы между низшими и высшими пределами наказания; несогласованность между собой и с санкциями за другие преступления, в частности против личности.

Оценивая ту или иную санкцию в нормах о преступлениях против правосудия, следует исходить не только из того, каких результатов с ее помощью достигает государство в борьбе с данными видами преступлений, но и учитывать, насколько она соответствует принципам гуманизма и справедливости, соответствует степени вины и данным о личности осужденного. Сам процесс создания логически стройной системы преступлений против правосудия предполагает в конечном счете выдержанность санкций, их научную обоснованность, соответствие существу запрещаемых деяний, а также взаимную согласованность между собой.

Решение проблем построения санкций рассматриваемых норм предполагает учет ряда положений общего характера, признанных уголовно-правовой доктриной. Сложность данных проблем заключается в их многоплановости, поскольку требует решения вопросов: о виде санкции (альтернативной, относительно-определенной либо комбинированной), определения границ предусматриваемых наказаний ("от" - "до"), введение дополнительных видов наказаний.

Отправной точкой при конструировании уголовно-правовой санкции за конкретный вид посягательства в сфере правосудия служит иерархическая система охраняемых уголовным законом общественных отношений как начальный фактор создания системы санкций и определения пределов каждой конкретной санкции. По уровню "значимости" родового объекта на верху лестницы находятся отношения, связанные с уголовно-правовой охраной личности, затем - экономической системы; общественной безопасности и общественного порядка, далее государственной власти и т.д. Это не означает примитивного представления о том, что каждая последующая группа однородных общественных отношений менее значима, чем предыдущая. Некоторые общественные отношения, входящие в ту или иную группу, совпадают или почти совпадают по своей значимости (например, убийство при отягчающих обстоятельствах и террористический акт при отягчающих обстоятельствах). Однако уголовно-правовая защита интересов личности служит определенным "эталоном" при построении санкций за иные виды преступлений, в том числе и в сфере правосудия.

Общественные отношения, охраняемые в сфере правосудия, по своему содержанию не однородны: отношения, охраняющие безопасность, физическую и нравственную неприкосновенность участников процессуальных и постпроцессуальных отношений, их близких. При построении санкций данных норм взаимосвязь с аналогичными санкциями преступлений против личности очевидна.

Далее при определении общих принципов построения санкций выделяется иерархическая система внутри родового объекта, т.е. происходит его "дробление" на видовые объекты, что также свидетельствует о социальной значимости охраняемых общественных отношений. Охрана интересов государственной власти включает в себя: основы конституционного строя и безопасности государства; государственную власть, государственную службу и службу в органах местного самоуправления; правосудие и порядок управления. При этом в задачи настоящего исследования не включается рассмотрение вопроса о правомерности расположения того или иного родового (видового) объекта в иерархической системе. Подобная классификация лишь подчеркивает объективное существование подобной "лестницы", которая не может не влиять на конструкцию санкции уголовно-правовой нормы.

Внутри отношений, объединенных в уголовном законе общим понятием "правосудие", также правомерна и практически необходима классификация непосредственных объектов по степени их социальной значимости. "Первоначальной задачей при построении санкций, - указывает В.И. Зубкова, - является учет важности общественных отношений - объектов преступлений, их иерархической системы"[24]. Игнорирование данного обстоятельства может прямо привести к дисбалансу видов и размеров включенных в санкцию наказаний. Например, не поддаются научному объяснению предусмотренные в законе меры реагирования на вынесение заведомо неправосудного приговора (ч. 1 ст. 305 УК РФ) и незаконное освобождение от уголовной ответственности (ст. 300 УК РФ). Последний вид противоправной деятельности может быть составной частью неправосудного приговора, когда судья оправдывает заведомо виновное лицо. Однако подобное деяние со стороны судьи предполагает возможность наказания в виде штрафа или лишения свободы до 4 лет, а со стороны прокурора, следователя или дознавателя - соответственно до семи лет лишения свобод. Полагаем, что защита отношения, обеспечивающего законную деятельность правосудия в конституционном смысле этого слова в иерархической системе отношений, гарантирующих нормальную процессуальную деятельность, стоит на вершине лестницы по своей социальной значимости, что не может не найти отражения при конструировании санкции соответствующей нормы.

В главе "Преступления против правосудия" сформулировано 35 основных составов и 19 квалифицированных или особо квалифицированных составов. Подавляющее большинство санкций в статьях уголовного закона, где сформулирован основной состав преступления против правосудия, сконструированы как комбинированные (альтернативные + относительно-определенные санкции). Таковых насчитывается 27 санкции, или 77,2%. В оставшихся 8 статьях УК РФ - относительно-определенные санкции, где указан один вид наказания.

Диаметрально противоположной является конструкция санкций в квалифицированных и особо квалифицированных составах: из 19 санкций 15 могут быть отнесены к категории относительно-определенных, а 4 - комбинированных (альтернативных).

Важным условием построения санкций является то, что в их систему должны быть внесены социально обоснованные виды наказания. Из девяти основных видов наказаний, предусмотренных ст. 44 УК РФ, при конструировании санкций норм о преступлениях против правосудия используется семь: обязательные работы; исправительные работы; ограничение свободы; арест; лишение свободы на определенный срок; пожизненное лишение свободы; смертная казнь. Два вида наказания: штраф и лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью - используются в санкции в соответствии с их правовым статусом и как основное, и как дополнительное наказание.

Таким образом, следует признать, что лишение свободы на определенный срок и штраф являются одними из основных мер государственного принуждения, которые используются при конструировании санкций за преступления против правосудия. Применение принудительных работ как вида основного наказания вновь перенесено на 2017 г., а судьба ареста и вовсе неопределенна, т.к. данный вид наказания не применяется с момента принятия УК РФ, т.е. с 1997 г.

Подобная практика приводит нередко к парадоксальным ситуациям, когда при формулировании альтернативной санкции законодатель использует только два крайних по степени тяжести вида наказания: штраф и лишение свободы на определенный срок. Альтернатива, предлагаемая суду законодателем: либо штраф, либо лишение свободы - не может быть признана обоснованной и справедливой.

Вопросы конструирования альтернативных санкций были предметом научного рассмотрения. В уголовно-правовой доктрине по-разному оценивают их теоретическую и практическую значимость[25], однако целесообразно при их формировании в нормах, предусматривающих ответственность за преступления против правосудия, не ограничиваться двумя явно противоположными по тяжести наказаниями, а включать более широкий их спектр.

Для того чтобы уголовно-правовая санкция была эффективной, она должна быть правильно сконструирована, т.е. содержать в качестве главного элемента такое наказание и в таком количестве (наборе), чтобы обеспечить свое применение на практике, не вызывая при этом сложностей и трудностей. В противном случае конструкция санкции может оказаться дефектной, работающей лишь частично, а поэтому являться недостаточно эффективной.

Четкое обозначения пределов санкций важно для соблюдения справедливости назначаемого наказания, поскольку одним из его принципов является соответствие наказания тяжести содеянного. В этой связи принципиальное значение имеет вопрос о "законодательных ножницах" в определении видов и размеров государственного принуждения за те или иные преступления, в том числе и в сфере правосудия в сочетании с границами разумного судебного усмотрения при выборе наказания за конкретное преступление. Законодатель, устанавливая пределы наказуемости, ограничивает судейское усмотрение определенными рамками. Процесс обоюдозависимый, а поэтому обоюдоострый, требующий в идеале, с одной стороны, не дать судейскому усмотрению переродиться в ничем не контролируемый субъективизм судьи, а с другой - позволить в рамках предложенных законодателем границ осуществить индивидуализацию назначаемого наказания. Анализ российской уголовной политики последних лет свидетельствует о тенденции последовательного ограничения пределов судебного усмотрения за счет законодательного закрепления все более детальной регламентации порядка назначения наказания и выбора мер уголовно-правового воздействия. С учетом отмеченной тенденции должны конструироваться санкции норм об ответственности за преступления против правосудия.

2.2. Пути совершенствования конструирования уголовно-правовых санкций за преступления в сфере правосудия

В основу их построения должны быть положены следующие общие приемы и способы.

Во-первых, обоснование пределов верхних и нижних границ санкций. Доминирует в уголовно-правовой теории позиция, свидетельствующая о том, что большую границу между минимумом и максимумом в относительно определенных санкциях нельзя считать оправданной.

Во-вторых, соотношение наказаний за тяжкое и менее тяжкое преступление, где первое, как правило, всегда должно быть больше, чем второе. А.И. Коробеев данное утверждение без колебаний относит к разряду трюизмов[26]. Анализ норм о преступлениях против правосудия свидетельствует об опровержении этой общеизвестной истины. Из двадцати четырех статей уголовного закона, предусмотренных в главе "Преступления против правосудия", четырнадцать кроме основного состава преступления формулируют его квалифицированные виды. При этом в ряде норм не исключена возможность, что совершение менее тяжкого вида преступления будет наказано более строго, чем совершение его квалифицированного вида. Например, если простой вид побега (ч. 1 ст. 313 УК РФ) наказывается лишением свободы до 4 лет, то квалифицированный (ч. 2 ст. 313 УК РФ) - до 5 лет, а особо квалифицированный (ч. 3 ст. 313 УК РФ) - до 8 лет лишения свободы. В данном конкретном случае построение санкции основного и квалифицированного видов побега имеет еще один недостаток. Представляется необоснованным использованный законодателем прием, когда в качестве нижнего предела наказания определяется размер минимальный для данного вида. Во всех трех санкциях минимальным размером наказания предусмотрен минимум данного вида - два месяца лишения свободы (ч. 2 ст. 56 УК РФ).

Прав И.И. Карпец, утверждавший, что конструкция санкции была бы более оправдана, если бы высший предел санкции за менее опасное преступление был бы одновременно низшим пределом санкции за его квалифицированный вид.

В-третьих, санкция должна адекватно отражать характер и степень общественной опасности запрещаемого деяния, а также конструктивные особенности диспозиций уголовно-правовых норм. Требование адекватности предполагает прямую взаимозависимость, когда качественный и количественный критерий опасности запрещаемого деяния соответствует пределам его наказуемости. "Долг законодателя, - подчеркивает Ю.И. Ляпунов, - по возможности, относительно адекватно социальными детерминантами оценить подлинную степень общественной опасности конкретного вида (но не фактического проявления) деяния и закрепить ее в санкции уголовно-правовой нормы"[27]. С учетом этих обстоятельств уже не кажутся беспочвенными предложения об ужесточении наказания за лжесвидетельство[28].

Несогласованность санкции с количеством и качеством общественной опасности в запрещаемом деянии наталкивает на мысль о том, что в этом конкретном случае размер наказания определялся не на основе обоснованных выверенных одномасштабных единиц, а произвольно. Не имея теоретически разработанных "стоимостных" показателей общественной опасности преступлений против правосудия, законодатель "вынужден зачастую прибегать в этой сфере к методу проб и ошибок, устанавливая санкции не путем научного постижения существа уголовно-правовых запретов, а исходя из уже существующих санкций по другим составам и из субъективных мнений участников выработки предложений".

Важную роль в преодолении коллизий санкций играет их согласование в нормах, предусматривающих ответственность за различные виды преступлений против правосудия, но обладающих относительно равной степенью общественной опасности. С этих позиций заслуживает критических замечаний построение санкций особо квалифицированных составов, предусмотренных ч. 4 ст. 296, ч. 4 ст. 309 и ч. 3 ст. 313 УК РФ.

Одним из квалифицированных видов рассматриваемых преступлений признается совершение деяния с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия. Нет никаких разумных объяснений, почему законодатель по-разному оценивает общественную опасность подобного поведения с точки зрения формулирования видов и размеров наказания. В ч. 4 ст. 296 УК РФ такое насилие или его угроза может повлечь за собой наказание от 5 до 10 лет лишения свободы, в ч. 4 ст. 309 УК РФ - от 3 до 7 лет, а в ч. 3 ст. 313 УК РФ - до 8 лет. Отрицательно оценивая такую "разноголосицу" в определении мер государственного реагирования, особо следует подчеркнуть: если в ч. 4 ст. 296 УК РФ данный квалифицирующий признак является единственным, требующим усиления ответственности, то в двух других составах предусмотрены не менее серьезные обстоятельства, влияющие на усиление ответственности - деяние, совершенное организованной группой лиц (ч. 4 ст. 309 УК РФ) и совершенное с применением оружия или иных предметов, используемых в качестве оружия (ч. 3 ст. 313 УК РФ). Следует признать такое построение санкций серьезным конструктивным недостатком, т.к. в них не просматриваются единые правила, которые должны соблюдаться при построении санкций. Объяснить какими-либо вескими причинами такой разброс в размере наказания в виде лишения свободы невозможно. Досадная непоследовательность законодателя в реагировании на близкие по характеру и степени общественной опасности деяния на практике может обернуться явной несправедливостью.

Согласимся с Н.А. Лопашенко в том, что "логическая и юридическая связь уголовно-правовых норм между собой, как принцип кодификации, предполагает внутреннюю согласованность отдельных норм между собой, их непротиворечие друг другу своими диспозициями и санкциями, а также построение отдельных норм и групп норм по законам юридической и формальной логики"[29]. К сожалению, такого единства при построении санкций норм о преступлениях против правосудия в полной мере добиться пока не удалось.

Возникает вопрос: каким образом должны разрешаться отмеченные противоречия между санкциями норм о преступлениях против правосудия? Представляется, что, подвергая их корректировке, необходимо стремиться к тому, чтобы нижний предел санкции отражал повышающуюся степень общественной опасности данного вида преступления, а верхний позволял оценить опасность нарушения всей совокупности охраняемых общественных отношений, представляющих те или иные социальные интересы.

В-четвертых, заслуживает рассмотрения и проблема конструирования санкций в нормах о преступлениях против правосудия, которые относятся к категории "специальных". А.П. Козлов отмечал, что обособление специальной нормы должно преследовать цели усиления или ослабления уголовной ответственности по сравнению с карательным воздействием, свойственным санкции общей нормы. Без указанных целей едва ли будет приемлема специальная норма.

Выделение специальных норм свидетельствует о необходимости особого регулирования тех или иных отношений. Как правило, речь идет об охране не одного, а как минимум двух объектов. В этой связи трудно согласиться с тем, что ряд составов преступлений против правосудия, оцениваемых как специальные, по отношению к общим составам должностных преступлений с учетом сопоставления санкций фактически отнесены к категории привилегированных, т.е. смягчающих ответственность. Например, заведомо незаконное задержание (ч. 1 ст. 301 УК РФ) является формой злоупотребления служебными полномочиями в уголовном судопроизводстве. Однако наказание за это деяние в два раза ниже, чем за злоупотребление должностными полномочиями, предусмотренными ч. 1 ст. 285 УК РФ. Могут возразить, что в ч. 1 ст. 285 УК РФ, во-первых, особая мотивация противоправного поведения - корыстная или иная личная заинтересованность и, во-вторых, предусмотрено наступление последствий такого деяния - существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства.

Однако трудно понять, чем руководствовался законодатель, когда за злоупотребление должностными полномочиями, повлекшими тяжкие последствия (ч. 3 ст. 285 УК РФ), предусмотрел основное наказание до 10 лет лишения свободы и дополнительное наказание (запрет занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью) - до трех лет. В то же время за заведомо незаконное задержание, заключение под стражу или содержание под стражей, повлекшие тяжкие последствия (ч. 3 ст. 301 УК РФ), предусмотрено только основное наказание от 3 до 8 лет лишения свободы. При сравнении видов и размеров наказаний за незаконное лишение свободы (ст. 127 УК РФ) и заведомо незаконное задержание (ч. 1 ст. 301 УК РФ) оказалось, что, несмотря на то, что последней правовой нормой охраняются два объекта - интересы правосудия и интересы личности, санкция ч. 1 ст. 301 УК РФ практически идентична санкции ч. 1 ст. 127 УК РФ. Следовательно, при таком положении виновное лицо за посягательство на один из объектов ответственности практически не несет.

Еще более парадоксальная ситуация складывается при сопоставлении санкций ст. 286 УК РФ (Превышение должностных полномочий) и ст. 302 УК РФ (Принуждение к даче показаний). Ни теория уголовного права, ни судебная практика не ставят под сомнение то положение, что это общий и специальный составы преступления. Однако основной состав превышения должностных полномочий (ч. 1 ст. 286 УК РФ) предусматривает наказание до 4 лет лишения свободы, в то время как основной состав принуждения к даче показаний (ч. 1 ст. 302 УК РФ) - до 3 лет лишения свободы. Не менее разительно отличие квалифицированных видов. За применение насилия при злоупотреблении полномочиями (п. "а" ч. 3 ст. 286 УК РФ) наказание предусмотрено от 3 до 10 лет лишения свободы с обязательным дополнительным наказанием в виде лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до 3 лет. Применение насилия, издевательства либо пытки при принуждении к даче показаний (ч. 2 ст. 302 УК РФ) предусматривает наказание от 2 до 8 лет лишения свободы, а дополнительного наказания не предусмотрено вовсе.

В-пятых, характерной особенностью наказуемости некоторых преступлений против правосудия следует признать усиление кары за счет запрета занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью. Не должно вызывать и тени сомнения, что лицо, совершившее преступление в сфере своей профессиональной деятельности (врач, водитель, воспитатель и т.п.) или с учетом занимаемой должности, на определенный срок должно быть "отлучено" от возможности действовать так в дальнейшем.

В преступлениях против правосудия использование такого дополнительного наказания, каким является лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, также нет четкости. В так называемых "должностных" преступлениях (ст. ст. 285 - 293 УК РФ) как дополнительный данный вид наказания предусмотрен в санкции очень часто.

Исследования показывают, что совершенно противоположная картина прослеживается в санкциях статей за преступления против правосудия, совершаемые должностными лицами либо лицами с использованием своего служебного положения, которые по своей сущности являются специальными видами общих "должностных" преступлений. Возможно, это связано с тем, что в соответствии с уголовным законом суд может назначать данный вид наказания в качестве дополнительного и в тех случаях, когда оно не предусмотрено соответствующей статьей Особенной части УК РФ, если с учетом характера и степени общественной опасности совершенного преступления и личности виновного признает невозможным сохранение за ним права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью (ч. 3 ст. 47 УК РФ). Однако применительно к отдельным видам преступлений против правосудия и в первую очередь совершаемых судьями, прокурорами, следователями и иными должностными лицами правоохранительных органов, такую меру дополнительного наказания целесообразно предусмотреть в санкции, не оставляя ее на откуп судейскому усмотрению. Авторитет государственных органов и должностных лиц зависит в том числе и от равных мер ответственности за содеянное.

Заключение

В действующем УК РФ данной категории преступлений посвящена гл. 31 "Преступления против правосудия". Видовой объект преступлений указан в названии этой главы недостаточно полно, без учета преступлений, совершаемых в ходе досудебного уголовного судопроизводства. В теории судебной власти под правосудием понимается деятельность, осуществляемая только судом. Данный признак правосудия выражен в конституционном принципе осуществления правосудия только судом (ст. 118 Конституции РФ, ст. 8 УПК РФ).

Возвращаясь к возможным тяжким последствиям фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности, состоящим в незаконном уголовном преследовании потерпевшего, отметим, что они не должны влиять на квалификацию действий виновного. Структура ст. 303 УК РФ не создает предпосылок для такой дифференциации ответственности, так как третья ее часть в качестве квалифицирующего признака предусматривает наступление тяжких последствий только в результате фальсификации доказательств. Законодатель в санкциях выразил меньшую опасность фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности в сравнении с фальсификацией доказательств по уголовному делу, в том числе и повлекшей тяжкие последствия. Видимо, такие возможные последствия преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 303 УК РФ, как незаконное уголовное преследование, осуждение, переносимые в связи с этим тяготы и лишения, представлялись законодателю достаточно отдаленными и опосредованными деятельностью других должностных лиц правоохранительных органов и суда. С подобной позицией можно не соглашаться, особенно с учетом санкции нормы, которая предусматривает наказание в виде лишения свободы до четырех лет. Но полагаем, что в соответствии с нынешней редакцией уголовного закона даже в случае наступления тяжких последствий от фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности действия виновного должны квалифицироваться только по ч. 4 ст. 303 УК РФ.

Если провокационно-подстрекательские действия сопряжены с применением шантажа, насилия, специальных средств или оружия, преступление перестает быть только информационным, состоящим исключительно в скрытом манипулировании сознанием потерпевших и документальном искажении реальности. Связанные с незаконной оперативно-розыскной деятельностью посягательства должностных лиц правоохранительных органов на личность и общественную безопасность содержат признаки явного выхода за пределы предоставленных им полномочий и требуют дополнительной квалификации по ст. 286 УК РФ. При этом следует отграничивать и последствия преступлений, предусмотренных ч. 4 ст. 303 УК РФ и ст. 286 УК РФ. В первом случае это незаконное уголовное преследование потерпевшего, применение к нему мер процессуального принуждения, основанное на недопустимых доказательствах постановление судом обвинительного приговора. Даже "причинение вреда чести, достоинству и деловой репутации" лица, потерпевшего от фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности, является следствием "навешивания на него ярлыка" преступника. Во втором случае существенный вред может выражаться в адресованных потерпевшему угрозах нарушения его прав и законных интересов, в незаконном применении к потерпевшему насилия, специальных средств и ограничении его свободы. Как было показано выше, при квалификации учитываются только последствия и особый способ превышения должностных полномочий.

В преступлениях против правосудия использование такого дополнительного наказания, каким является лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, также нет четкости. В так называемых "должностных" преступлениях (ст. ст. 285 - 293 УК РФ) как дополнительный данный вид наказания предусмотрен в санкции очень часто.

Исследования показывают, что совершенно противоположная картина прослеживается в санкциях статей за преступления против правосудия, совершаемые должностными лицами либо лицами с использованием своего служебного положения, которые по своей сущности являются специальными видами общих "должностных" преступлений. Возможно, это связано с тем, что в соответствии с уголовным законом суд может назначать данный вид наказания в качестве дополнительного и в тех случаях, когда оно не предусмотрено соответствующей статьей Особенной части УК РФ, если с учетом характера и степени общественной опасности совершенного преступления и личности виновного признает невозможным сохранение за ним права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью (ч. 3 ст. 47 УК РФ). Однако применительно к отдельным видам преступлений против правосудия и в первую очередь совершаемых судьями, прокурорами, следователями и иными должностными лицами правоохранительных органов, такую меру дополнительного наказания целесообразно предусмотреть в санкции, не оставляя ее на откуп судейскому усмотрению. Авторитет государственных органов и должностных лиц зависит в том числе и от равных мер ответственности за содеянное.

Список использованных источников

  1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 № 6-ФКЗ, от 30.12.2008 № 7-ФКЗ, от 05.02.2014 № 2-ФКЗ, от 21.07.2014 № 11-ФКЗ)// Собрании законодательства РФ. - 2014. - № 31. - Ст. 4398.
  2. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ(ред. от 23.04.2018, с изм. от 25.04.2018)// Собрание законодательства РФ. - 1996. - № 25. - Ст. 2954
  3. Федеральный закон от 12.08.1995 № 144-ФЗ (ред. от 06.07.2016)"Об оперативно-розыскной деятельности"// Собрание законодательства РФ, 14.08.1995, № 33, ст. 3349
  4. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 1 февраля 2011 г. № 1 "О судебной практике применения законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних" // Российская газета. 2011. 11 февр.
  5. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 9 июля 2013 г. № 24 "О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях" // Российская газета. 2013. 17 июля.
  6. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 16 октября 2009 г. № 19 "О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и превышении должностных полномочий" // Российская газета. 2009. 30 окт.
  7. Постановление Президиума Тверского областного суда от 28 ноября 2016 г. по делу № 44у-162/2016 // СПС "КонсультантПлюс".
  8. Апелляционное определение Московского городского суда от 19 июня 2017 г. по делу № 10-8920/2017 // СПС "КонсультантПлюс".
  9. Постановление Президиума Саратовского областного суда от 10 июля 2017 г. № 44у-42/2017 // СПС "КонсультантПлюс".
  10. Долгополов К.А., Магомедов Г.Б. Проблемные вопросы назначения наказания за преступления против правосудия // Власть Закона. 2016. № 3. С. 73.
  11. Борков В.Н. Квалификация преступлений, совершаемых в сфере оперативно-розыскной деятельности // Уголовное право. 2018. № 1. С. 15.
  12. Борков В. Оперативная провокация как способ фальсификации (ч. 4 ст. 303 УК РФ) // Законность. 2017. № 6. С. 33.
  13. Быкова Е., Яшков С. Уголовно-правовая оценка действий должностных лиц по инсценировке преступления в сфере незаконного оборота наркотических средств, психотропных веществ или их прекурсоров // Уголовное право. 2017. № 2. С. 27.
  14. Волженкин Б.В. Служебные преступления. М., 2017. С. 122 - 123.
  15. Дементьев С.И. Построение уголовно-правовых санкций в виде лишения свободы. Ростов-н/Д.: Изд-во Ростовского ун-та, СПС Консультант плюс. С. 3.
  16. Додонов В. Усилить спрос за лжесвидетельство // Законность. 2016. № 5. С. 28.
  17. Дударенко В.В. Юридическая природа провокации в уголовном праве: Автореф. дис. .. канд. наук. Екатеринбург, 2017. С. 17.
  18. Козлов А.П. Уголовно-правовые санкции (проблемы построения, классификации и измерения). Красноярск, СПС Консультант плюс. С. 92 - 105.
  19. Коробеев А.И. Уголовно-правовая политика: понятие, содержание, теоретические основы // Правовая политика субъектов Российской Федерации. Владивосток, 2015. С. 257.
  20. Коробеев А.И. Транспортные преступления. СПб.: Юридический центр Пресс, 2015. С. 267.
  21. Кудрявцев В.Н. Теоретические основы квалификации преступлений. М., СПС Консультант плюс. С. 291.
  22. Кузнецова Н.Ф. Проблемы квалификации преступлений: Лекции по спецкурсу "Основы квалификации преступлений" / Науч. ред. В.Н. Кудрявцев. М., 2007 // СПС "КонсультантПлюс".
  23. Кулешов Ю.И. Проблемы оптимизации уголовно-правовой политики в сфере борьбы с преступлениями против правосудия // Юридический мир. 2014. № 8. С. 27.
  24. Лобанова Л. Понуждение к нарушению обязанности содействовать правосудию // Российская юстиция. 2017. № 5. С. 13.
  25. Лопашенко Н.А. Принципы кодификации уголовно-правовых норм. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2016 С. 85.
  26. Ляпунов Ю. Российское уголовное законодательство: резервы совершенствования // Уголовное право. 2015. № 2. С. 49
  27. Уголовное право России. Общая и Особенная части: учебник / А.А. Арямов, Т.Б. Басова, Е.В. Благов и др.; отв. ред. Ю.В. Грачева, А.И. Чучаев. М.: КОНТРАКТ, 2017. -С.120.
  28. Халиков А. Фальсификация результатов оперативно-розыскной деятельности // Уголовное право. 2016. № 2. С. 64.
  1. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 23.04.2018, с изм. от 25.04.2018)// Собрание законодательства РФ, 17.06.1996, № 25, ст. 2954

  2. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 № 6-ФКЗ, от 30.12.2008 № 7-ФКЗ, от 05.02.2014 № 2-ФКЗ, от 21.07.2014 № 11-ФКЗ)// Собрании законодательства РФ", 04.08.2014, № 31, ст. 4398.

  3. Уголовное право России. Общая и Особенная части: учебник / А.А. Арямов, Т.Б. Басова, Е.В. Благов и др.; отв. ред. Ю.В. Грачева, А.И. Чучаев. М.: КОНТРАКТ, 2017. -С.120.

  4. Долгополов К.А., Магомедов Г.Б. Проблемные вопросы назначения наказания за преступления против правосудия // Власть Закона. 2016. № 3. С. 73.

  5. Борков В.Н. Квалификация преступлений, совершаемых в сфере оперативно-розыскной деятельности // Уголовное право. 2018. № 1. С. 15.

  6. Постановление Президиума Саратовского областного суда от 10 июля 2017 г. № 44у-42/2017 // СПС "КонсультантПлюс".

  7. Быкова Е., Яшков С. Уголовно-правовая оценка действий должностных лиц по инсценировке преступления в сфере незаконного оборота наркотических средств, психотропных веществ или их прекурсоров // Уголовное право. 2017. № 2. С. 27.

  8. Кузнецова Н.Ф. Проблемы квалификации преступлений: Лекции по спецкурсу "Основы квалификации преступлений" / Науч. ред. В.Н. Кудрявцев. М., 2007 // СПС "КонсультантПлюс".

  9. Халиков А. Фальсификация результатов оперативно-розыскной деятельности // Уголовное право. 2013. № 2. С. 64.

  10. Федеральный закон от 12.08.1995 № 144-ФЗ (ред. от 06.07.2016)"Об оперативно-розыскной деятельности"// Собрание законодательства РФ, 14.08.1995, № 33, ст. 3349

  11. Борков В. Оперативная провокация как способ фальсификации (ч. 4 ст. 303 УК РФ) // Законность. 2017. № 6. С. 33.

  12. Волженкин Б.В. Служебные преступления. М., 2000. С. 122 - 123.

  13. Лобанова Л. Понуждение к нарушению обязанности содействовать правосудию // Российская юстиция. 1998. № 5. С. 13.

  14. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 16 октября 2009 г. № 19 "О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и превышении должностных полномочий" // Российская газета. 2009. 30 окт.

  15. Постановление Президиума Тверского областного суда от 28 ноября 2016 г. по делу № 44у-162/2016 // СПС "КонсультантПлюс".

  16. Апелляционное определение Московского городского суда от 19 июня 2017 г. по делу № 10-8920/2017 // СПС "КонсультантПлюс".

  17. Кудрявцев В.Н. Теоретические основы квалификации преступлений. М., СПС Консультант плюс. С. 291.

  18. Указ. соч. С. 265.

  19. Дударенко В.В. Юридическая природа провокации в уголовном праве: Автореф. дис. ... канд. наук. Екатеринбург, 2017. С. 17.

  20. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 1 февраля 2011 г. № 1 "О судебной практике применения законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних" // Российская газета. 2011. 11 февр.

  21. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 9 июля 2013 г. № 24 "О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях" // Российская газета. 2013. 17 июля.

  22. Дементьев С.И. Построение уголовно-правовых санкций в виде лишения свободы. Ростов-н/Д.: Изд-во Ростовского ун-та, СПС Консультант плюс. С. 3.

  23. Коробеев А.И. Уголовно-правовая политика: понятие, содержание, теоретические основы // Правовая политика субъектов Российской Федерации. Владивосток, 2012. С. 257.

  24. Кулешов Ю.И. Проблемы оптимизации уголовно-правовой политики в сфере борьбы с преступлениями против правосудия // Юридический мир. 2014. № 8. С. 27.

  25. Козлов А.П. Уголовно-правовые санкции (проблемы построения, классификации и измерения). Красноярск, СПС Консультант плюс. С. 92 - 105.

  26. Коробеев А.И. Транспортные преступления. СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. С. 267.

  27. Ляпунов Ю. Российское уголовное законодательство: резервы совершенствования // Уголовное право. 2012. № 2. С. 49.

  28. Додонов В. Усилить спрос за лжесвидетельство // Законность. 2006. № 5. С. 28.

  29. Лопашенко Н.А. Принципы кодификации уголовно-правовых норм. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1989. С. 85.