Автор Анна Евкова
Преподаватель который помогает студентам и школьникам в учёбе.

Презумпции и фикции в праве (Проблемы категорий юридическая фикция и юридическая презумпция в праве)

Содержание:

Введение

Актуальность темы. В правовой науке существует понятие презумпций, которое играет важную роль в процессе юридического доказывания. В научной литературе презумпции наряду с правовыми аксиомами, правовыми фикциями относят к нетипичным нормативным предписаниям [16, с. 60], которые, по словам профессора В.М. Горшенева, "придают праву как целостности композиционную завершенность и полноту" [25, с. 22]. Однако, на активное использование данной правовой категории, в теории права отсутствует общепринятое его понятие.

Также остается слабо разработанным вопрос о понятии юридических фикций. Вследствие этого некоторые ученые называют некоторые явления юридическими фикциями, в то время как они на самом деле к таковым не относятся. Юридические фикции были известны еще римскому праву и широко в нем применялись. Например, пленный, не вернувшийся от врагов, считался мертвым с момента пленения. Эта практика использовалась для того, чтобы дети такого военнопленного не потеряли права наследовать имущество своего отца, ставшего в плену рабом, т. е. утратившим гражданские права [50, с. 29]. Большое внимание уделялось юридическим фикциям немецкими и французскими юристами. Несколько глубоких трудов, посвященных исследованию этой категории, принадлежат перу выдающихся дореволюционных русских цивилистов [30, с. 3]. Однако в советское время ситуация изменилась. В середине 50-х гг. юридическая фикция трактовалась, исходя из идеологических соображений, как мнимонаучный прием, используемый буржуазными юристами для распространения иллюзий, затемняющих сознание народных масс [50, с. 29]. Интерес к данной категории возродился в конце советского периода, и на сегодняшний день эта категория приобретает вновь былую актуальность. Актуальность эта обусловлена тем, что правотворческие органы всегда прибегали и прибегают к такому приему регулирования общественных отношений. На сегодняшний день интерес к юридическим фикциям возрастает еще больше. Это связано с тем, что жизнь не стоит на месте, появляются новые отношения, которые можно урегулировать только при помощи такой специфической категории, как юридическая фикция.

В общей теории права до настоящего времени не получила самостоятельной конструктивной разработки теория юридических фикций. Юридические фикции в основном исследуются в «отраслевом» аспекте, т. е. они рассматриваются в отдельных отраслях права. Мало работ, посвященных общетеоретическому анализу данного явления [40, с. 14].

Вопрос классификации правовых презумпций исследовался учеными, разрабатывающими теорию правовых презумпций (В.И. Каминской, В.К. Бабаевым, В.П. Воложаниным и многими другими), однако в настоящее время среди них нет единого мнения: даже наиболее известные классификации многими отрицаются или трактуются совершенно по-разному. Это обусловлено различными взглядами по всем вопросам, касающимся правовых презумпций: их сущности, понятия, соотношения со смежными категориями и их основных признаков, так как последние соответствуют основаниям, по которым классифицируют правовые презумпции.

Таким образом, несмотря на многочисленные исследования, проведенные в данной области в советский и в современный периоды, данная проблема остается недостаточно разработанной. В связи с этим тема настоящей статьи не теряет своей актуальности, ведь от ее разработки зависят эффективность и качество правового регулирования, так как применение данного средства юридической техники позволяет его оптимизировать.

Правовые презумпции и фикции являются очень важными средствами юридической техники, которые в уголовном праве используются чаще, чем в других отраслях права, что объясняется особым назначением этой отрасли, заключающимся в достижении целей уголовной ответственности и повышении качества уголовно-правовой политики в целом. При этом в настоящее время нет единого мнения по вопросам общего соотношения презумпций и фикций, а также их действия и роли в уголовном праве, поэтому данная тема не теряет своей актуальности. Таким образом, рассматриваемая тема является актуальной для исследования.

Выбор мною данной темы в качестве темы курсового исследования обусловлен ее актуальностью и слабой разработанностью в науке.

Объектом исследования являются презумпции и фикции в праве. Предмет исследования – теоретические разработки, нормы законодательства и материалы судебной практики, относящиеся к теме исследования.

Целью исследования является анализ презумпций и фикций в праве.

Для достижения этой цели ставятся следующие задачи исследования:

-рассмотреть понятие презумпции в праве;

-исследовать понятие юридической фикции;

-проанализировать проблема классификации правовых презумпций;

-раскрыть соотношение правовой фикции и исключения в праве;

-провести анализ применения презумпций и фикций на примере норм уголовного права.

Основными источниками написания работы являются научные работы таких авторов, как: Л.А. Астемирова, Б.А. Булаевский, А.Н.Балашов, Э.И. Мишутина, М. Л. Давыдова, О.Е. Зацепина, Л.С. Заржицкая и других. Таким образом, степень разработанность данной темы в литературе достаточна для написания курсовой работы. Источники, использованные в работе опубликованы в надежных научных источниках, таких как журналы и газеты: Российская юстиция, Журнал российского права, Государство и право, Мировой судья, электронной библиотеке «elibrary.ru». Кроме того, в работе использованы учебники, применяемые для преподавания в российских ВУЗах.

Структура настоящей работы включает в себя введение, три главы, объединяющие в себе четыре параграфа, заключение и библиографический список.

Глава 1. Понятие презумпции и фикции в праве

1.1. Понятие презумпции в праве

Презумпция как правовая категория имеет многовековую историю в законодательной и правоприменительной практике. Известно несколько значений латинского слова "praesumptio". Одно из них - предположение - широко используется для характеристики правовых презумпций, являясь ключевым словом в определении понятия [24, с. 78]. Предположение - это такое положение, которое временно, до получения доказательства противного, считается правильным [36, с. 361]. Предположения, закрепленные в праве, получили название законных презумпций (praesumptio juris).

Однако предположение - не единственная характеристика презумпции, применяемая учеными. Ю.А. Сериков [58, с. 19] отмечает, что в разное время презумпция понималась как: доказательственное предположение [Цит. по: 25, с. 22]; законное предположение [19, с. 241]; правовое предположение [47, с. 243], юридическое предположение [Цит. по: 25, с. 22]; доказательственная презумпция; законная презумпция [57, с. 124]; легальная презумпция; правовая презумпция [17, с. 122]; формальная презумпция [Цит. по: 25, с. 22]; юридическая доказательственная презумпция [69, с. 48]; юридическая презумпция, а также как логическое умозаключение или как прием законодательной техники [38, с. 41].

Д.И. Мейер определял презумпцию как "признание факта существующим по вероятности, что он существует" [45], а Е.В. Васьковский - как "законные предположения - обязательные по закону заключения о доказанности известных фактов при наличности других фактов" [19, с. 241].

Однако в истории правоприменения существовали периоды, когда ученые относились к вопросу о презумпциях с большой настороженностью и негативом. "Юридические презумпции, - писал В.Д. Спасович, - суть вообще зло, которого следует всячески избегать. Законоведение опирается на костыли, называемые предположениями, только тогда, когда оно не в состоянии разрешить вопрос прямо и естественно, а должно разрубить его наугад и искусственно" [Цит. по: 33, с. 11]. Глубоко отрицательно относился к презумпциям как к явлению стойкого "недостатка юридического мышления" профессор С.А. Муромцев. "Источник презумпций, - подчеркивал он, - заключается в невозможности для судьи во всех случаях добираться путем правильного исследования до истины, вследствие чего право и указывает судье руководствоваться в некоторых случаях предположениями, выведенными на основании вероятности из данных опыта жизни... Необходимость их существования есть только кажущаяся, и логический прием, составляющий их содержание, не естественный, а искусственный..." [49].

С. Голунский указывал, что презумпции представляют собой попытку создать абстрактную истину и не согласуются с основными положениями марксистско-ленинской диалектики о конкретности всякой истины [22]. Некоторые ученые полагали, что презумпциям нет места в процессе, поскольку все факты уголовного дела должны быть доказаны. Наряду с прямым отрицанием презумпции в праве встречается мнение о ее незначительной роли в правовом регулировании, из чего следует, что глубоко исследовать презумпцию нет необходимости. П.И. Стучка по вопросу о презумпциях писал: "...так как наш процесс не стоит на точке зрения формальных доказательств, то нам нечего долго останавливаться на этом понятии" [Цит. по: 29].

Современное право безоговорочно свидетельствует о значимости и необходимости презумпций, и никто из исследователей не отрицает их существование, наличие у них задач в правовом регулировании.

Презумпция, по мнению Н.А. Колоколова, это принятая определенной человеческой общностью процессуально-правовая парадигма базовых установок в поведении субъектов права при разрешении социальных конфликтов [35, с. 18].

Согласно другому мнению, «презумпции выступают в качестве нормативных предписаний особого типа, выполняя важные функции в процессе правового регулирования. При этом следует отметить многообразие презумпций, их присутствие в самых разных сегментах правового регулирования. Многие презумпции выступают в роли принципов права, ведущих, руководящих начал правового регулирования, установленных государством» [15, с. 9].

Некоторые ученые считали и полагают в настоящее время, что значение презумпций полностью исчерпывается проблемой распределения обязанностей по доказыванию между сторонами. По мнению Е.В. Васьковского, «главное назначение презумпций, состоит в распределении бремени доказывания по делу и наиболее рациональном построении судебного следствия. Под бременем доказывания традиционно понимается необходимость для данной стороны установить обстоятельства, невыясненность которых может повлечь за собой невыгодные для нее последствия» [19, с. 241]. С.В. Курылев полагал, что существуют презумпции, освобождающие стороны от доказывания [Цит. по: 25, с. 22]. Ю.К. Орлов определяет презумпции как "метод принятия решений за неимением лучшего, когда просто нет другого выхода" [52, с. 97].

Не следует, на наш взгляд, умалять значение презумпции только перераспределением доказательственного бремени. Ведь требование нормы, которую применяет суд, обращено к суду, именно он перераспределяет доказательственное бремя, он решает проблему достаточности доказательств для разрешения дела [46, с. 6]. Уместно привести высказывание немецкого правоведа Дитера Лейпольда о том, что процессуальная природа презумпций выражается в их направленности на регулирование образа действий судьи, но не поведения сторон в их внесудебных отношениях [Цит. по: 43, с. 31].

«Правовые презумпции функционируют в сфере права, закреплены в правовых нормах, актах, и их использование предопределено задачами правового регулирования» [25, с. 22]. Именно «поэтому презумпции в своем подавляющем большинстве дают правоприменителю определенные идеи, на которые необходимо ориентироваться (презумпция знания закона, истинности судебного приговора), но которые в конкретных случаях и в определенной процедуре можно опровергнуть. Поэтому презумпции имеют специфический характер нормативности, часто не прямо закреплены в законе, а вытекают из закона либо общего духа законодательства, в ней, скорее, угадываются взгляды законодателя на цели и перспективы развития правовых институтов. Своеобразная форма изложения презумпции и является одним из признаков нетипичности ее предписаний, отличающим от типичных норм, которые формулируются совершенно иначе» [54, с. 33].

Подводя итог изложенному, следует отметить, что презумпции выполняют особую функцию в процессе правового регулирования: они, как уже ранее указывалось, помогают глубже уяснить роль и значимость других предписаний, общую линию правотворческой и правоприменительной деятельности, связывают изложенные в российском законодательстве предписания в систему, придавая им общий смысл и цельность. Вместе с этим неправильное применение норм, закрепляющих правовые презумпции, приводит к отмене судебных актов.

1.2. Понятие юридической фикции

Обычно под юридическими фикциями понимается одно из специальных средств юридической техники, при помощи которого за действительность признается то, что на самом деле может быть ложным [42, с. 452]. Это традиционная точка зрения. Но в последнее время некоторые ученые стали обращать внимание на то, что вопрос о юридических фикциях можно рассматривать и в других аспектах. Так, правовую фикцию рассматривают как особую санкцию юридической ответственности [41, с. 229]. Другие понимают юридическую фикцию как особый вид правовой нормы, в содержании которой имеется определенный вымысел, отсутствующий в реальной действительности [50, с. 29].

Мы также считаем, что юридические фикции нужно рассматривать не только и не столько как прием юридической техники. Однако подход к юридической фикции как вида особой санкции или как вида особой правовой нормы также не позволяет полностью раскрыть понятие данной категории, поскольку не все юридические фикции являются санкциями, а определение юридической фикции как правовой нормы характеризует ее с формальной стороны. Поэтому для уяснения в полной мере вопроса о понятии юридической фикции следует подойти с точки зрения ее содержания.

Думается, чтобы определиться с понятием юридической фикции, необходимо обратиться к ее признакам, поскольку понятие главным образом складывается из таких признаков. В литературе выделяются разные признаки. Сложность выделения универсальных признаков юридических фикций состоит в том, что они представляют собой очень большое разнообразие и между собой сильно отличаются [26, с. 43]. Но мы считаем, что большинству юридических фикций присущи следующие наиболее существенные признаки.

Во-первых, само слово фикция (fictio) переводится с латинского языка как вымысел, выдумка. В толковом словаре под фикцией понимается намеренно созданное, измышленное положение, построение, не соответствующее действительности, а также вообще подделка [51, с. 840]. И поскольку юридическая фикция является видом фикции вообще, то и юридическую фикцию можно назвать как определенное положение, явление, состояние (далее – положение), которое не соответствует действительности.

Во-вторых, это положение, которое содержится, закрепляется и описывается в правовых нормах. Если данное явление не закрепляется и не содержится в правовых нормах, то мы не сможем назвать данную фикцию юридической [31, с. 60]. Этот признак можно назвать формальным или формально определенным. Следовательно, юридическая фикция – это положение, не соответствующее действительности, которое содержится в нормах права или в них формально закреплено.

В-третьих, в отличие от фикции вообще юридическая фикция обладает таким признаком, как ее относительная ложность или условность, т. е. юридическая фикция может соответствовать действительности, а может и не соответствовать ей. Поэтому мы считаем, что неправы те авторы, которые говорят об абсолютной ложности юридических фикций [53, с. 459]. Примером признака относительной ложности является признание лица умершим, что предусмотрено ст. 45 ГК РФ [6], но в то же время законодатель предусматривает случай явки лица, которое объявлено умершим (ст. 46 ГК РФ). Таким образом, юридическая фикция – это положение, которое может не соответствовать действительности и которое содержится в нормах права. Некоторые авторы, например Каминская В. И., данный признак называют как «ложь в оболочке юридической фикции, но не в ее содержании» [Цит. по: 54, с. 34]. Однако далее указанный автор отмечает, что юридическая фикция по своему содержанию представляет собой норму права, регулирующую отношения объективной действительности. Но, как точно подметил Панько К. К., «соответствует ли объективной действительности норма права, содержащая фикцию, если учесть, что объективной действительности может соответствовать только истина?». Конечно же, автор противоречит сама себе, так как фикция потому и является ею, что норма регулирует общественные отношения, которые не соответствуют действительности, однако эта объективная действительность нуждается в подобном ее разрешении.

Это характеризуется также и возможным отсутствием соответствующих аналогов общественных отношений, предусмотренных юридической фикцией в реальной действительности. На данное положение не указывает ни один автор, хотя в таком добавлении рассматриваемый признак явно нуждается. Явления и положения, которые содержатся в таких юридических фикциях, не могут возникнуть и существовать в реальной действительности в принципе, по своей природе. Такие положения и явления существуют как бы только в иных измерениях, хотя определенным образом воздействуют на реальность.

Примером отсутствия соответствующих аналогов юридической фикции в реальной действительности является связанная с научно-техническим прогрессом фикция электронных денег в финансовом праве, которые позволяют затормозить темпы инфляции в стране.

В-четвертых, это легальность юридической фикции. Это очень важный признак, который характеризует юридическую фикцию как совершенно законное явление. В связи с этим некоторые авторы для точности прямо так и называют их «легальные правовые фикции» [40, с. 14]. Поэтому мы предлагаем называть данное понятие не «правовая фикция», а «юридическая фикция», предполагая ее законность.

Легальность юридических фикций характеризуется еще и их очевидностью и преднамеренностью создания [26, с. 43]. Однако данные признаки не всегда выделяются учеными, но мы считаем, что это дополнительные характеристики признака законности юридической фикции. Преднамеренность создания и очевидность, по сути, подкрепляют легальность юридических фикций. Так, «очевидность юридической фикции характеризуется тем, что они никогда не подразумеваются, не предполагаются, а прямо предусмотрены правовыми нормами. Для них не характерна скрытость, они, можно сказать, налицо» [31, с. 60]. При этом «насчет сознательной фиктивности того или иного положения никто не обманывается». [31, с. 60]

Преднамеренность создания ни одним ученым не выделяется, однако данное свойство юридических фикций «имеет очень большое значение. Преднамеренность создания говорит о том, что правотворческий орган сознательно, а не по какой-то ошибке, невнимательности или неосторожности, идет по такому пути регулирования» отношений. Правотворец своего рода специально жертвует истиной и создает определенное условное положение. Это, если можно так сказать, ложь во благо. Да, он признает что-то не существующее, но зато благодаря этому признанию он добьется намного больше.

В-пятых, это императивность юридической фикции. Этот признак распадается на два подпризнака [26, с. 43]. Первый из них «характеризует саму правовую норму, которая содержит юридическую фикцию, а второй – адресован правоприменительному органу». Эти два подпризнака рассматриваются в литературе как самостоятельные признаки, но мы думаем, что данные признаки можно объединить в один и назвать его императивностью.

Первый подпризнак еще принимает форму категоричности, которая некоторыми авторами рассматривается самостоятельно, но, по сути, он относится к императивности. Он говорит о том, что юридическая фикция может и не соответствовать реальной действительности, «она звучит однозначно, признавая то или иное явление как существующее без колебаний. Это привносит в регулирование общественных отношений ясность, понятность и определенность» [31, с. 60].

Второй подпризнак называется общеобязательностью и в отличие от предыдущего, как указывалось выше, «адресован правоприменительным органам. Его содержание характеризуется тем, что правоприменительный орган должен поступать, исходя из положений, которые предписаны правовыми нормами, содержащими юридические фикции. Этот орган обязывают совершать юридически значимые действия при отсутствии точно корреспондирующих реальных отношений. Правоприменительный орган должен поступить именно так, как предписано правом, несмотря на то, что налицо есть несуществующее положение и это его не должно смущать» [63, с. 6].

То есть можно утверждать, что юридическая фикция – это легальное положение, которое может не соответствовать действительности и которое императивно содержится в нормах права.

В-шестых, это, как правило, неоспоримость юридической фикции. Опять-таки, несмотря на то, что юридические фикции могут и не соответствовать реальной действительности, они не подлежат оспариванию и вообще не имеют под собой в основе какой-либо спор. Да и собственно оспаривать их особо нет необходимости, ведь правотворческий орган специально идет таким способом и легально их закрепляет. Некоторые ученые данный признак называют неопровержимостью юридических фикций. Однако мы считаем, что данный признак следует называть именно неоспоримостью, поскольку юридическая фикция может быть опровергнута, но не иметь в основе какой-либо спор. Примером того, когда юридическая фикция может быть опровергнута, но не иметь в основе спор, можно назвать (по принципу «Платон мне дорог, но истина дороже») выше упоминавшийся пример, предусмотренный ст. 46 ГК РФ [6], а именно явка лица, объявленного умершим. В данном случае существует опровержение, кото рое не имеет в своей основе спор. Это прямо предусмотрено в ГПК (гл. 30) [10], который гласит, что данное дело рассматривается в порядке особого производства, а не искового, который и имеет в основе спорные правоотношения.

В-седьмых, юридические фикции употребляются с целью вызвать определенные юридические последствия. Эти правовые последствия могут быть абсолютно разными. Например, с целью сохранения тайны усыновления, можно изменить запись даты и места рождения усыновленного ребенка (ст. 135 СК РФ [2]); с целью процессуальной экономии ст. 118 ГПК РФ, предусматривает, что судебное извещение считается доставленным лицу, которое не сообщило о перемене своего места жительства во время производства по делу, по известному суду адресу, даже если лицо по этому адресу не проживает или не находится. Несмотря на то, что юридические фикции существуют в другой реальности, в частности правовой, они определенным образом влияют и осуществляют регулирующее воздействие на реальность действительную или бытийную.

При этом юридические фикции применяются с целью вызвать определенные правовые последствия как крайнее средство, своего рода определенный «козырь» правотворческого органа. В ситуациях невосполнимой неопределенности или невозможности существования какого-либо явления в реальной действительности, когда другие технические приемы не могут урегулировать общественные отношения, правотворческий орган прибегает к юридическим фикциям. Данный прием в этом случае выступает своего рода спасательным кругом творцу правовых норм.

Это, как представляется, наиболее важные признаки юридической фикции. В литературе также выделяются и другие признаки. Хотелось бы рассмотреть некоторые из них и высказать свою точку зрения.

Например, выделяют такой признак, как универсальность [63, с. 6]. Этот признак говорит о том, что такой прием юридической техники присущ всем правовым системам мира и законодательству каждого государства. Однако мы считаем, что данный признак не является существенным, а второстепенным и не раскрывает сущностных сторон юридической фикции.

Также встречается выделение признака, согласно которому юридическая фикция – это юридический факт особого характера [42, с. 452]. Однако здесь можно увидеть определенное противоречие. Дело в том, что теория права достаточно четко и без особых разногласий раскрывает понятие юридического факта как конкретное жизненное обстоятельство, с которым нормы позитивного права связывают возникновение, изменение или прекращение правоотношений [67, с. 364]. Однако юридические фикции не относятся к жизненным обстоятельствам, а лишь признают существование какого-либо факта, который может не соответствовать реальной действительности (о чем говорилось выше). Они помогают преодолеть неопределенность при отсутствии точного знания о наличии юридического факта и не останавливать «юридического течения».

Ученые также говорят, что юридические фикции – это особый технический прием, который применяется и в правотворчестве и в юридической практике [53, с. 459]. Думается, что в юридической практике фикции предстают как реализация норм, в которых они содержатся. Но как прием юридические фикции присущи только на уровне правовых норм. Создание юридических фикций – это исключительная компетенция правотворческого органа.

Можно встретить мнение, что юридические фикции способны вызывать друг друга. В качестве примера приводится появление электронного документа и следующее за ним появление электронной цифровой подписи [63, с. 11]. Однако мы считаем, что этот пример больше относится к частному случаю, а не к правилу. Юридические фикции существуют в большинстве своих случаев автономно, так как каждая юридическая фикция предусматривается для конкретного случая. Как правило, юридическая фикция вызывается не другой юридической фикцией, а для регулирования определенных жизненных обстоятельств.

Нередко юридическая фикция определяется как прием, употребляемый в юриспруденции и состоящий в признании существующим несуществующего и обратно [55, с. 95]. Но если посмотреть более внимательно, в добавлении слова «обратно» определение юридической фикции не нуждается и, более того, вносит путаницу. Если развернуть данное определение, то получится следующее: юридическая фикция – это прием... состоящий в признании существующим несуществующего и несуществующим существующего. Но, по сути, «признание существующим несуществующего» и «признание несуществующим существующего» это одно и то же. Например, при признании лица умершим, суд признает наличие смерти лица, но на самом деле он жив[29]. В данном случае эти две формулировки будут означать одно и то же. К тому же в других случаях эта привязка не будет срабатывать. Например, фикции, содержащие явления, которые не имеют соответствующих аналогов в реальной действительности.

Встречается и такое утверждение, что юридические фикции – это средство преодоления пробельности в правовом регулировании [63, с. 3]. Но мы считаем, что это не так. Устранить пробелы в праве можно только путем правотворчества, а преодоление пробелов осуществляется при помощи применения по аналогии (закона и права). В данном случае правильнее говорить о том, что юридические фикции способны урегулировать общественные отношения при их пробельности и неопределенности.

Итак, с учетом вышесказанного и выделенных признаков, можно дать следующее развернутое определение юридической фикции. Юридическая фикция – это преднамеренно созданное правотворческим органом неоспоримое положение, которое может не соответствовать действительности и которое императивно содержится в нормах права с целью вызвать определенные правовые последствия.

Подводя итоги первой главы можно сделать вывод о том, что правая презумпция и фикция отличаются друг от друга степенью вероятности, а также тем, что правовая презумпция может быть опровергнута заинтересованными лицами, а правовая фикция — нет.

Существуют такие презумпции, опровержение которых законом не допускается, называемые неопровержимыми, что еще больше сближает их с правовыми фикциями. Однако неопровержимые презумпции также обладают некоторой степенью вероятности (т.е. в определенных случаях верно отражают действительность), в отличие от правовых фикций, заведомо ложных по своей природе, что позволяет не отождествлять их друг с другом.

Глава 2. Проблемы категорий юридическая фикция и юридическая презумпция в праве

2.1. Проблема классификации правовых презумпций

Правовые презумпции можно классифицировать по различным основаниям.

По способу закрепления выделяют прямые и косвенные презумпции.

Правовая презумпция является прямой, если она непосредственно закреплена в правовой норме. По мнению В.И. Каминской, существует три варианта такого закрепления:

1) с помощью выражений: "пока не доказано иное", "если не докажет", "предполагается" и др.;

2) посредством использования термина "презумпция" в правовой норме;

3) с помощью термина "презумпция" в наименовании статьи, содержащей правовое предположение [32].

Например, согласно п. 1 ст. 152 ГК РФ [6], устанавливающему презумпцию доброго имени гражданина, данная презумпция действует, если распространивший сведения, порочащие его, не докажет, что они соответствуют действительности"; п. 2 ст. 3 Федерального закона от 26 декабря 2008 г. № 294-ФЗ "О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муниципального контроля" закрепляет "презумпцию добросовестности юридических лиц, индивидуальных предпринимателей" [12]. Иногда законодатель совмещает эти варианты. Так, ст. 315 Кодекса торгового мореплавания РФ, имеющая название "Презумпция невиновности судов", гласит: "Ни одно из участвовавших в столкновении судов не предполагается виновным, если не доказано иное" [5], а ч. ч. 2 и 3 ст. 1.5 КоАП РФ, имеющей название "Презумпция невиновности", содержат выражения "пока вина не будет доказана" и "не обязано доказывать свою невиновность" [8].

Косвенные презумпции - презумпции, не имеющие непосредственного закрепления, которые могут быть выведены путем умозаключений и толкования правовых норм.

Многие косвенные презумпции сформулированы Конституционным Судом РФ, что придает им особый статус в сравнении с другими косвенными презумпциями.

К ним, например, относятся:

- презумпция соответствия деятельности законно избранных представительных органов субъектов РФ Конституции и законодательству РФ (п. 5 Постановления Конституционного Суда РФ от 18 января 1996 г. № 2-П [75]);

- презумпция конституционности положений федерального законодательства (п. 5 Определения Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2001 г. № 65-О [76]);

- презумпция добросовестности и разумности действий конституционных органов (п. 8 Постановления Конституционного Суда РФ от 5 июля 2001 г. № 11-П [72]);

- презумпция добросовестности налогоплательщика, содержащаяся в п. 7 ст. 3 НК РФ [4] (п. 2 Определения Конституционного Суда РФ от 25 июля 2001 г. № 138-О [78]);

- презумпция добросовестности законодателя и его приверженности общим правовым принципам (п. 6 Постановления Конституционного Суда РФ от 2 апреля 2002 г. № 7-П [79]);

- презумпция знания закона (п. 2 Определения Конституционного Суда РФ от 4 декабря 2003 г. № 459-О [80]).

В качестве примера косвенных презумпций, которые можно вывести путем толкования нескольких правовых норм, можно привести презумпцию невиновности ответчика (ст. ст. 6, 12 ГПК РФ) и презумпцию беспристрастности судьи и некоторых других лиц, участвующих в судопроизводстве (ст. 120 Конституции РФ [1], п. 3 ст. 16 ГПК РФ и п. 2 ст. 18 ГПК РФ).

Косвенное закрепление презумпций порождает проблемы их выявления и применения на практике, поэтому не все ученые выделяют этот вид презумпций и признают его значимость. Так, Е.Ю. Веденеев пишет, что для лучшего применения предположения должны закрепляться в законах и формулироваться так, чтобы не требовалось их толкование [20, с. 46]. Данную точку зрения разделяет Н.Н. Цуканов. Он считает, что единственно оправданным является только прямой способ закрепления презумпций [71, с. 507].

Противоположную позицию занимает по данному вопросу Ю.А. Сериков, считая, что косвенные презумпции имеют право на существование, так как позволяют суду разрешать самые сложные дела и являются судебными презумпциями [58, с. 19].

Думается, что нет смысла отрицать существование косвенных презумпций, так как в их формулировании участвует Конституционный Суд РФ. Однако в целях более эффективного правового регулирования необходимо трансформировать указанные презумпции в прямые, и законодателю следует чаще использовать прямой способ закрепления презумпций.

По возможности опровержения презумпции делятся на опровержимые и неопровержимые презумпции.

Опровержимые - это такие презумпции, которые законодательно разрешено опровергнуть посредством доказывания определенных фактов. Их существование связано со стремлением законодателя придать регулируемым общественным отношениям определенную упорядоченность и стабильность, защитой общественных отношений, которые были нарушены в результате определенных действий [65, с. 115]. Данное утверждение не вызывает дискуссий в литературе и подтверждается судебной практикой.

Так, Верховный Суд РФ в Определении № 309-ЭС14-923 указал, что презумпция добросовестности является опровержимой и что ее можно опровергнуть путем представления доказательств того, что ответчик действовал с намерением причинения вреда истцу [74].

Неопровержимые презумпции - это презумпции, опровержение которых законом не допускается. Многие ученые (Е.Б. Тарбагаева [66, с. 56], И.В. Решетникова [56, с. 163], Я.Л. Штутин [72], В.П. Воложанин [21] и др.) выступают против выделения данного вида правовых презумпций ввиду того, что вероятность является их неотъемлемым признаком, поэтому неопровержимость противоречит их природе.

Однако, как справедливо отмечает А.В. Федотов, неопровержимые презумпции устанавливают конвенциальную достоверность факта, который в подавляющем большинстве случаев существует, а редкие случаи его несуществования при указанных в презумпции условиях закон игнорирует в целях стабильности правопорядка [69, с. 52]. То есть выделение неопровержимых презумпций не противоречит природе правовых презумпций, так как неопровержимые презумпции по своим свойствам могут быть опровергнуты, но закон не закрепляет юридических последствий такого опровержения, поэтому неопровержимые презумпции только де-юре неопровержимы.

Например, в ст. 20 УК РФ [3] закреплена (косвенным способом) неопровержимая презумпция неразумения содеянного лиц младше 14 лет на момент совершения преступления. Ее неопровержимость заключается в том, что, даже если будет установлено, что 13-летний обвиняемый полностью осознавал общественную опасность своих действий, он все равно не будет подлежать уголовной ответственности. Поэтому неопровержимые презумпции как особое средство юридической техники играют очень важную роль в механизме правового регулирования.

В зависимости от закрепления в материальной либо процессуальной отрасли права выделяют соответственно материально-правовые и процессуальные презумпции.

Материально-правовые презумпции восполняют в конкретных отношениях недостающее юридически значимое явление его моделью [18, с. 75], позволяя разрешить спор по существу. Кроме того, они выполняют общие процессуальные функции, такие как: определение предмета доказывания (с помощью презумпций устанавливаются факты, которые необходимо доказать, чтобы презумпция начала действовать (факты-основания), и факты, которыми опровергается данная презумпция), распределение обязанностей по доказыванию и освобождение стороны от доказывания презюмируемого факта, императивную функцию и функцию процессуальной экономии.

Процессуальные презумпции, напротив, выполняют специальные индивидуальные функции, необходимые для нормального отправления правосудия (например, презумпция знания процессуального закона возлагает на участников судопроизводства риск неблагоприятных последствий за свои процессуальные действия, а презумпция процессуальной дееспособности, закрепленная в ч. 1, 2 ст. 37 ГПК РФ, осуществляет допуск в процессуальную систему [58, с. 81]).

По сфере правового регулирования В.К. Бабаев выделяет общеотраслевые, межотраслевые и отраслевые презумпции.

К общеотраслевым он относит презумпции добропорядочности, истинности государственного правового акта, знания закона, к межотраслевым - презумпцию вины, к отраслевым - презумпцию отцовства [Цит. по: 27, с. 80].

Продолжая классификацию правовых презумпций, основанием которой является деление права на отрасли, можно выделить:

- гражданско-правовые презумпции (например, презумпция доброго имени гражданина - п. 1 ст. 152 ГК РФ, презумпция вины лица, нарушившего обязательство, - п. 2 ст. 401 ГК РФ);

- семейно-правовые презумпции (например, презумпция отцовства - п. 2 ст. 48 СК РФ [2], презумпция равенства долей супругов в их общем имуществе - п. 1 ст. 39 ГК РФ);

- гражданско-процессуальные презумпции (например, презумпция невиновности ответчика - ст. 6, ст. 12 ГПК РФ [10], презумпция процессуальной недееспособности - ч. ч. 3, 5 ст. 37 ГПК РФ);

- налогово-правовые презумпции (например, презумпция добросовестности налогоплательщика - п. 7 ст. 3 НК РФ, презумпция невиновности налогоплательщика - п. п. 1 - 3 ст. 108 НК РФ [4]);

- уголовно-правовые презумпции (например, презумпция вменяемости - ст. 19 УК РФ, презумпция неразумения содеянного - ст. 20 УК РФ);

- уголовно-процессуальные презумпции (презумпция невиновности - ст. 14 УПК РФ [7], презумпция достоверности доводов стороны защиты о нарушении требований УПК РФ при получении доказательства, содержащихся в ходатайстве об исключении доказательства, заявленного стороной защиты, - п. 4 ст. 235 УПК РФ);

- конституционно-правовые презумпции (например, презумпция конституционности нормативных правовых актов - ч. ч. 2, 4, 6 ст. 125 Конституции РФ, презумпция добросовестности и разумности действий конституционных органов);

- презумпции трудового права (например, презумпция вины члена коллектива (бригады), заключившего договор о коллективной (бригадной) ответственности в причинении ущерба, - ст. 245 ТК РФ [9], презумпция пристрастного исполнения своих должностных (служебных) обязанностей гражданином, замещавшим должности государственной или муниципальной службы, перечень которых установлен нормативными правовыми актами РФ, в организациях, управление которыми входило в его должностные (служебные) обязанности, - ст. 64.1 ТК РФ) и т.д.

Таким образом, каждой отрасли права присущи специальные (отраслевые) презумпции, оптимизирующие правовое регулирование в соответствии с ее предметом и задачами, часть из которых производны от общеправовых и межотраслевых презумпций (например, презумпция истинности решения суда (ст. 209 ГПК РФ [10]) производна от общеправовой презумпции истинности государственного правового акта, а презумпция вины лица, нарушившего обязательство (п. 2 ст. 401 ГК РФ [6]), производна от межотраслевой презумпции вины), а часть - не имеют общеправовых и межотраслевых аналогов (например, презумпция отцовства - п. 2 ст. 48 СК РФ).

По основному назначению в охране интересов участников правоотношений Б.А. Булаевский выделяет: презумпции, способствующие признанию интересов (презумпция отцовства, презумпция авторства); презумпции, реализующие интерес (презумпция добросовестности); презумпции, направленные на обеспечение интересов (презумпция вины направлена на обеспечение интересов потерпевшего); презумпции, защищающие интересы (презумпция невиновности защищает интересы обвиняемого). Данная классификация позволяет выбирать оптимальную модель регулирования соответствующих отношений [18, с. 87].

Интересную классификацию правовых презумпций предлагает Ю.А. Сериков. По критерию обязательности для суда он выделяет: императивные презумпции с определенным в законе фактом-основанием (например, презумпция соответствия цены товара, указанной сторонами в договоре, уровню рыночных цен - п. 1 ст. 40 НК РФ [4]); императивные презумпции с фактом-основанием, конкретизируемым усмотрением суда (например, судья не может рассматривать дело и подлежит отводу, если имеются иные, не указанные в законе, обстоятельства, вызывающие сомнение в его объективности и беспристрастности (п. 3 ч. 1 ст. 16 ГПК РФ); диспозитивные презумпции с определенным в законе фактом-основанием (например, согласно ч. 3 ст. 79 ГПК РФ при уклонении стороны от участия в экспертизе, непредставлении экспертам необходимых материалов и документов для исследования суд с учетом обстоятельств дела вправе признать факт, для выяснения которого экспертиза была назначена, установленным или опровергнутым); диспозитивные презумпции с фактом-основанием, конкретизируемым усмотрением суда (например, согласно ч. 3 ст. 79 ГПК РФ [10] суд, учитывая обстоятельства дела, может признать факт установленным или опровергнутым, для выяснения которого была назначена экспертиза, при наличии юридических фактов (иных случаев), прямо не установленных законом) [59, с. 3]. Данная классификация очень важна для правильного применения презумпций.

Итак, основания рассмотренных классификаций соответствуют основным признакам правовых презумпций, которые:

1) подлежат обязательному нормативному закреплению;

2) по своей сути всегда опровержимы;

3) выполняют материально-правовые и процессуальные функции, оптимизирующие правовое регулирование;

4) выступают в качестве как общеотраслевого, так и отраслевого правового средства;

5) играют очень важную роль в охране участников правоотношений;

6) в большинстве случаев обязательны для суда (но некоторые из них суд применяет по своему усмотрению).

То есть каждая классификация раскрывает определенное свойство правовых презумпций, поэтому все они имеют огромное значение для понимания сущности правовых презумпций и особенностей их действия на практике.

2.2. Проблема соотношения правовой фикции и исключения в праве

Исключения в праве – удивительный феномен, позволяющий легально выйти из единых, установленных для всех правовых требований.

Подобного рода исключения из общих стандартов правового регулирования, бесспорно, относятся к приемам юридической техники.

Как думается, И.А. Муравьев вполне обоснованно предложил рассматривать законодательное исключение в качестве технико-юридического метода «...фиксации государственно-властного установления, регулирующего варианты ситуативной либо допустимой (безопасной) коррекции участниками правоотношений общенормативного (исходного) баланса прав, свобод и обязанностей для достижения общественно полезных целей и реализации индивидуальных потребностей» [48, с. 11]. В свою очередь Т.В. Кашанина определяет исключения как «прием правотворческой техники, который позволяет изменить общее правило поведения, не соблюдать то, о чем гласит закон, какое-либо правило, соглашение, в особых или специальных целях или интересах» [34, с. 188].

Разделяя позицию И.А. Муравьева и Т.В. Кашаниной в аспекте восприятия исключения как технико-юридического приема, хотелось бы высказать возражения по следующим моментам.

Во-первых, само название «законодательное исключение» в определенной степени ограничивает как форму выражения исключений, так и сферу их реализации. Так, исключения могут объективироваться и в актах судебной практики, в договорах с нормативным содержанием, в правовых обычаях. В свою очередь исключения реализуются в правотворческом, правоприменительном, правоинтерпретационном процессах.

Что же касается того, что исключения «позволяют... не соблюдать то, о чем гласит закон», то с этим тезисом однозначно нельзя согласиться. Напротив, - верно отмечает С.Ю. Суменков, - именно присутствие исключений (в сочетании с правилами) обеспечивает надлежащую реализацию закона на практике» [61, с. 223]. С.Ю. Суменков относит исключения к приемам юридической, а точнее правотворческой техники.

Между тем, в арсенале правотворческой техники имеются такие феномены, как аксиомы, презумпции, фикции.

На наш взгляд, соотношение исключений с данными категориями вызывает интерес не только теоретического, но и практического свойства. В особенности актуален вопрос соотношения исключений в праве с правовыми фикциями.

Правовая фикция (лат. fictio – выдумка, вымысел) - в самом общем смысле определяется как прием, заключающийся в том, что действительность подводится под условную формулу, не имеющую реального содержания [44, с. 15]. Анализ природы правовых фикций в науке имеет довольно длительную историю, однако и на современном этапе можно констатировать интерес к характеристике фикции. В контексте заявленной проблематики, соотношение исключений в праве и правовых фикций весьма неоднозначно. Наиболее распространенной выступает точка зрения, согласно которой «...фикция подразумевает юридическое утверждение, то есть не допускающую исключения обязанность признать факты установленными» [23, с. 225].

С такой позицией можно согласиться, исходя из того, что фикция - есть утверждение, провозглашаемое с полным или частичным осознанием его ложности. Здесь, как думается, применима своего рода научная аналогия: как из аксиом, олицетворяющих истину, не может быть исключений, так и нет исключений из фикций, подразумевающих, собой ложное суждение, а точнее – явление которое в реальности не существует, но существует юридически. Образно говоря, из вымысла, ложности не может быть исключений.

Подобная трактовка детерминирует восприятие самих правовых фикций как исключений; исключений из положения об истинности правовых норм. «Ложность – особый способ нормативно-правового отражения многообразной и сложно-сконструированной деятельности в особых условиях» [23, с. 225]. В данном аспекте, прилагательное «особый» в сочетании со словами «способ», условия», «случай» представляет собой фразеологический оборот, обозначающий проявление исключения из правил [62, с. 91].

Более прагматичным объяснением взаимосвязи фикции-исключения служит тот факт, что правовые фикции представляют собой юридические средства; соответственно, такие средства могут в необходимых случаях использоваться в качестве исключений. Примеры употребления фикции в роли исключений содержатся в действующем законодательстве. В частности, правовыми фикциями следует считать положения, содержащиеся в пп. 5 и 9 ст. 69 НК РФ [4], которые указывают, что требования об уплате налога направляются налогоплательщику и налоговому агенту заказным письмом по почте и считается полученным по истечении шести дней с даты направления заказного письма, если они уклонялись от получения требования. Указанные правоположения связывают правовые последствия с весьма условной ситуацией, которая в действительности может и не существовать. Так, в соответствии с п. 1 ст. 45 НК РФ требование об уплате налога является налогово-процессуальным документом, с которым связывается начало течения срока по уплате налога и пени в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения обязанности по уплате налога. Законодатель понимает, что по истечении шести дней требование может быть и не получено налогоплательщиком. Однако он установил именно такое правило, чтобы упростить подход к решению весьма сложной ситуации: вручить требование налогоплательщику, который уклоняется от его получения. Устанавливая данную фикцию, он сделал исключение из общего правила, им же установленного в абз. 1 п. 6 ст. 69 НК РФ. Соответственно, от того каким содержанием правоприменитель наполнит диспозицию указанной нормы, будет зависеть его дальнейшая деятельность, которая может, например, выразиться в принудительном взыскании с налогоплательщика неуплаченного налога [39, с. 66]. Тем самым правовые фикции как в теоретическом, так и практическом аспекте, могут выступать в роли исключений, но из самих фикций исключений не бывает. Данная точка зрения является, бесспорно, доминирующей. Но, все же, ее нельзя воспринимать в качестве абсолютной, не допускающей возражений. В частности, М.Л. Давыдова, проводя весьма подробную классификацию фикций [23, с. 255], выделяет среди них следующую: «лицо, освобожденное от наказания, считается несудимым; погашение или снятие судимости аннулирует все правовые последствия, связанные с судимостью (ч. 2, 6 ст. 86 УК РФ [3])». Исходя из недопустимости наличия исключений из фикций, логично было бы предположить, что и из данного положения не существует исключений.

Между тем, в российском законодательстве существует целый ряд норм, учитывающих негативные последствия судимости, даже в случае ее погашения либо снятия.

В частности, согласно ст. 331 Трудового кодекса РФ [9], «К педагогической деятельности не допускаются лица:,... имеющие или имевшие судимость, подвергающиеся или подвергавшиеся уголовному преследованию (за исключением лиц, уголовное преследование в отношении которых прекращено по реабилитирующим основаниям) за преступления против жизни и здоровья, свободы, чести и достоинства личности, половой неприкосновенности и половой свободы личности, против семьи и несовершеннолетних, здоровья населения и общественной нравственности, а также против общественной безопасности. Семейный кодекс РФ (ч. 1 ст. 127) не разрешает быть усыновителями лицам, имевшим судимость за аналогичные деяния, установленные в норме трудового права.

Особо хотелось бы акцентировать внимание на законах, устанавливающие требования к судебным и правоохранительным органам. Так, например, согласно п. 2 ч. 4 ст. 16 ФЗ от 28 декабря 2010 г. № 403-ФЗ «О Следственном комитете Российской Федерации» [13]: гражданин не может быть принят на службу в Следственный комитет, если он был осужден за преступление по приговору суда, вступившему в законную силу, имеет судимость либо имел судимость, которая снята или погашена». В свою очередь п. 2 ч. 1 ст. 29 ФЗ от 7 февраля 2011 г. № 3-ФЗ «О полиции» [14] гласит: «Сотрудник полиции не может находиться на службе в полиции в следующих случаях: ... осуждение его за преступление по приговору суда, вступившему в законную силу, а равно наличие судимости, в том числе снятой или погашенной».

Как думается, приведенные примеры детерминируют несколько предположений, каждый из которых имеет открытый, дискуссионный характер. Во-первых, то, что некоторые фикции все же могут иметь исключения. В таком случае, фикцию следует определять в качестве правила; однако тяжело считать правилом то, что противоречит объективной реальности, являясь своеобразной «ложью во благо» [34, с. 188]. Еще более нецелесообразными выбудут выглядеть попытки поиска исключений из такого рода суждений. Во-вторых, то что действие данной фикции ограничено сугубо отраслевыми рамками, и говоря о последствиях, законодатель имел в виду лишь последствия, предусмотренные УК РФ. В связи с данным предположением, уместно будет говорить не просто об ограничительном, а о «суперограничительном» [33, с. 188] толковании права, что абсолютно недопустимо, ибо в исследуемых нормах (точнее – в ч. 6 ст. 86 УК РФ [3]) четко и недвусмысленно установлено: «погашение или снятие судимости аннулирует все правовые последствия, связанные с судимостью».

В-третьих, то что анализируемое утверждение не является фикцией, а представляет собой дальнейшую конкретизацию принципа законности [44, с. 15], закрепленного в ч. 1 ст. 3 УК РФ: «Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом». В представленной формулировке, действительно говорится о том, что все уголовно-правовые последствия должны быть предусмотрены только УК РФ. Но к таким последствиям, охватываемым словом «иные», безусловно, относится и судимость, правовая регламентация которой выходит за пределы УК РФ.

Здесь логичным можно считать следующий алгоритм: а) принцип законности, как и любой принцип права, является правилом, обладающим исключениями; б) судимость выступает как одно из последствий признания деяния преступлением; в) негативные свойства судимости находят свое отражение не только в УК РФ, но и иных нормативно-правовых актах, причем они действуют даже после погашения или снятия судимости; г) наличие правовых последствий не в нормах уголовного права (и их практическая реализация) служит основанием для констатации исключения из принципа законности, в той части, в которой говорится о том, что «...уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом».

Итак, по нашему мнению, наиболее обоснованной надо считать именно последнюю точку зрения, согласно которой. исследуемый лексический оборот, имеющий несомненное юридическое значение, признается структурным компонентом принципа законности.

Подводя итоги второй главы можно сделать следующие выводы:

Правовые презумпции можно классифицировать по способу закрепления, по сфере правового регулирования, по возможности опровержения, по основному назначению в охране интересов участников правоотношений и по критерию обязательности для суда.

Исключение – это прием юридической техники, позволяющий внедрить правоположение, не соответствующее общему, стандартному правилу регуляции. Правовая фикция – это несуществующее положение, признаваемое юридически существующим и выступающее в качестве обязательного. В силу того, что фикция - заведомо ложное суждение, подразумевающее то, чего нет в реальности, из него не может быть исключений. При этом сами правовые фикции могут выступать в роли исключений. Взаимосвязь юридических фикций и исключений в праве нуждается в дальнейшем осмыслении, с целью оптимизации не только науки, но и практики.

Глава 3. Анализ применения презумпций и фикций на примере норм уголовного права

Как было рассмотрено в первой главе настоящей работы, правовая фикция и правовая презумпция отличаются друг от друга степенью вероятности, а также тем, что правовая презумпция может быть опровергнута заинтересованными лицами, а правовая фикция — нет.

Следует отметить, что речь идет именно о юридической неопровержимости, поскольку и правовые фикции, и неопровержимые презумпции нередко опровергаются на практике, но это не имеет никаких юридических последствий в целях сохранения стабильности правопорядка. Так, даже если будет установлено, что 12-летний обвиняемый осознавал общественную опасность своего деяния, т.е. закрепленная в ч. 1 и 2 ст. 20 УК РФ презумпция неразумения содеянного будет опровергнута, он «все равно не будет подлежать уголовной ответственности» [25, с. 22]. Также лицо, примирившееся с потерпевшим, может на самом деле и не утратить общественной опасности, но это не будет иметь никакого юридического значения в соответствии с неопровержимой презумпцией утраты общественной опасности деяния и лица, его совершившего, в связи с его примирением с потерпевшим (ст. 76 УК РФ [3]). Уголовно-правовые презумпции закреплены косвенным способом, т.е. могут быть выведены путем толкования правовой нормы, а не имеют непосредственного закрепления с помощью термина «презумпция» либо выражений: «...пока не доказано иное», «...если не докажет», «...предполагается» и др. [28, с. 17]. Например, в ч. 1 и 2 ст. 20 УК РФ, устанавливающей возраст, с которого наступает уголовная ответственность, косвенно закреплена уже упомянутая нами неопровержимая презумпция неразумения содеянного, означающая, что несовершеннолетние, не достигшие установленного возраста к моменту совершения преступления, не осознают общественную опасность своих действий (бездействия). Некоторые ученые являются противниками косвенного закрепления, полагая, что оно ведет к размыванию данного понятия, потере индивидуальности и формы (Н. Н. Цуканов [71, с. 507], М. Л. Давыдова [23, с. 255] и др.). Они полагают, что презумпции, называемые косвенными, на самом деле являются не правовыми, а фактическими и могут быть использованы лишь в качестве мотива или основания установления правовой нормы. Однако фактические презумпции не несут юридических последствий и не являются элементом механизма правового регулирования. А все уголовно-правовые презумпции (некоторые из них будут рассмотрены нами ниже), несмотря на косвенное закрепление, имеют очень важное юридическое значение, так как определяют правовые последствия совершенного деяния, без них правовое регулирование в данной отрасли просто не смогло бы осуществляться. Поэтому, на наш взгляд, косвенные уголовно-правовые презумпции не только существуют, но и являются необходимым правовым средством. В качестве примера уголовно-правовой презумпции можно также привести презумпцию повышения степени общественной опасности деяния в случае его совершения при наличии рецидива [68, с. 126], согласно которой рецидив преступлений влечет более строгое наказание в соответствии с УК РФ и другие негативные последствия для лица, признанного рецидивистом, установленные законодательством РФ (ч. 5 ст. 18 УК РФ).Действие данной презумпции ограничивается правовой фикцией, закрепленной в ч. 4 ст. 18 УК РФ, устанавливающей перечень судимостей, которые не учитываются при признании рецидива. То есть рассматриваемая правовая фикция отрицает факт существования судимостей за определенные преступления. При этом она прямо, а не косвенно закреплена в правовой норме с помощью слова «не учитываются». Так сочетаются эти средства юридической техники для установления соответствующих правовых последствий. Для установления правовых последствий деяния, совершенного в соучастии, также используется и правовая презумпция, и правовая фикция. Так, в п. «в» ч. 1 ст. 63 УК РФ установлена (опять же косвенным способом) презумпция повышения общественной опасности деяния в случае его совершения в соучастии. Тихонова С. С. [68, с. 126] выделяет более общую презумпцию — повышения общественной опасности деяния при наличии квалифицирующих признаков либо отягчающих обстоятельств, предусмотренных ст. 63 УК РФ [3]Действие данной презумпции дополняет фикция, приравнивающая к приготовлению подстрекательство, не удавшееся по не зависящим от подстрекателя обстоятельствам (косвенно закреплена в ч. 5 ст. 34 УК РФ), тем самым ослабляющая уголовную ответственность подстрекателя, фактически совершившего все действия, необходимые для совершения преступления. Такие фикции, уменьшающие уголовную ответственность, А. И. Ситникова относит к числу негативных [60, с. 64], но, по нашему мнению, они воплощают принцип справедливости, закрепленный в ст. 6 УК РФ, так как учитывают общественную опасность совершенного деяния, поэтому не являются негативными. Еще одной уголовно-правовой презумпцией, по мнению С. С. Тихоновой, является презумпция утраты общественной опасности деяния и лица, его совершившего, в связи с его примирением с потерпевшим (ст. 76 УК РФ).

По нашему мнению, в этой статье УК РФ помимо указанной презумпции можно также обнаружить фикцию, отрицающую факт совершения лицом впервые преступления небольшой или средней тяжести в связи с его деятельным раскаянием или примирением с потерпевшим, которая, как и презумпция, закреплена косвенным способом. При этом в данном случае фикция не ограничивает действия презумпции, а конкретизирует правовые последствия ее действия. Таким образом, законодатель сочетает два этих средства юридической техники для установления правовых последствий совершения преступлений либо ограничивая действие презумпции действием фикции, либо конкретизируя правовые последствия ее действия с помощью фикции. В этом и проявляется взаимодействие рассматриваемых средств юридической техники. Уголовно-правовые фикции использует также Пленум Верховного Суда РФ для квалификации преступлений. Эти фикции называются правоприменительными [60, с. 64]. Хотя судебная практика не является в России официальным источником права и Верховный Суд РФ не наделен правотворческими функциями, а согласно ст. 126 Конституции РФ [1] и пп. 1 п. 3 ст. 5 ФКЗ «О Верховном Суде РФ» [11] в его компетенцию входит давать разъяснения судам по вопросам судебной практики в целях обеспечения единообразного применения законодательства РФ, в действительности он создает правовые нормы, содержащие фикции, что приводит к изменению смысла нормы права, установленной законодателем, и увеличению или уменьшению сферы карательной политики [64, с. 273]. Например, согласно п. 4 постановления Пленума ВС РФ, «если присутствующее при незаконном изъятии чужого имущества лицо не сознает противоправность этих действий либо является близким родственником виновного, который рассчитывает в связи с этим на то, что в ходе изъятия имущества он не встретит противодействия со стороны указанного лица, содеянное следует квалифицировать как кражу чужого имущества» [73]. Таким образом, в данном случае открытое хищение чужого имущества приравнивается к тайному хищению чужого имущества, тем самым ослабляя уголовную ответственность лица, его совершившего. А в соответствии с п. 10 этого же постановления Пленума ВС РФ непосредственное содействие исполнителю в совершении кражи, грабежа или разбоя участниками группы лиц по предварительному сговору приравнивается к соисполнительству, усиливая их уголовную ответственность.

Подводя итоги третьей главы, можно сделать вывод о том, что правоприменительные фикции используются судебными органами для разрешения проблемных ситуаций, связанных с квалификацией преступлений, и, хотя не соответствуют фактическим обстоятельствам дела, учитывают направленность умысла виновного, поэтому имеют очень важное практическое значение. Исходя из этого, презумпции и фикции играют очень важную роль в уголовном праве, так как с их помощью устанавливаются правовые последствия совершения преступлений и их квалификация, поэтому без них уголовно-правовое регулирование не могло бы осуществляться.

Заключение

В заключении можно сделать следующие основные выводы:

1. В настоящей работе проведено сравнение различных точек зрения на презумпцию и фикцию как правовые категории, инструмент доказывания, рассмотрена функция презумпций и фикций в правоприменении.

2. Правовая презумпция — это средство юридической техники, с помощью которого в правовых нормах закрепляется вероятное предположение, которое считается истинным, пока не доказаны факты, его опровергающие, применяемое в целях охраны различных интересов.

3. Правовая фикция — это средство юридической техники, с помощью которого в правовых нормах закрепляется заведомо ложное неопровержимое положение, определенным образом деформирующее действительность в целях охраны различных интересов (личности, общества и государства).

4. Правовые презумпции и фикции - это средства юридической техники, применяемые для охраны интересов личности, общества и государства, которые в уголовном праве используются чаще, чем в других отраслях права ввиду необходимости достижения целей уголовной ответственности. Правовые презумпции обладают определенной степенью вероятности, а правовые фикции заведомо не соответствуют действительности, в этом заключается их главное различие.

5. В настоящей работе рассмотрены классификации правовых презумпций по способу закрепления, по возможности опровержения, по сфере правового регулирования, по основному назначению в охране интересов участников правоотношений и по критерию обязательности для суда, раскрываются свойства и функции различных видов презумпций. Косвенные презумпции выводятся путем толкования правовых норм и представляют собой резерв для суда. Неопровержимые презумпции только де-юре неопровержимы в целях стабильности правопорядка. Материально-правовые презумпции позволяют разрешить дело по существу и выполняют общие процессуальные функции, а процессуальные презумпции - индивидуальные процессуальные функции, что способствует нормальному отправлению правосудия. Кроме общеотраслевых и межотраслевых презумпций, выделяются специальные презумпции, оптимизирующие правовое регулирование в соответствии с предметом и задачами определенной отрасли права. Классификация презумпций по основному назначению в охране интересов участников правоотношений позволяет выбирать оптимальную модель регулирования соответствующих отношений, а классификация по критерию обязательности для суда важна для правильного применения презумпций. Эти классификации играют очень важную роль для повышения эффективности правового регулирования.

6. Уголовно-правовые презумпции закреплены косвенным способом, т.е. выводятся путем толкования правовых норм, а фикции в уголовном праве могут иметь как прямое, так и косвенное закрепление. Для установления правовых последствий совершения преступления законодатель сочетает рассматриваемые средства юридической техники, при этом правовая фикция либо ограничивает действие правовой презумпции для конкретных случаев, установленных законом, либо конкретизирует последствия ее действия. Уголовно-правовые фикции, кроме законодателя, формулирует Верховный Суд РФ для разрешения проблемных ситуаций, связанных с квалификацией преступлений. Это правоприменительные фикции. Они не соответствуют фактическим обстоятельствам деяния, но учитывают направленность умысла при его совершении и его общественную опасность, поэтому имеют важное практическое значение. Презумпции и фикции как средства юридической техники в уголовном праве участвуют в установлении правовых последствий совершения преступлений, активно взаимодействуют друг с другом и повышают эффективность правового регулирования.

7. Такие важные категории как правовая фикция и презумпция нуждаются в дальнейшем исследовании и изучении.

Библиография

Нормативно-правовые акты

  1. Конституция РФ: принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. // СЗ РФ. - 2014. - № 31. - Ст. 4398.
  2. Семейный кодекс РФ от 29 декабря 1995 г. № 223-ФЗ // Российская газета. - 1996. - № 17.
  3. Уголовный кодекс РФ от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ // СЗ РФ. - 1996. - № 25. - Ст. 2954.
  4. Налоговый кодекс РФ от 31 июля 1998 г. № 146-ФЗ (часть первая) // СЗ РФ. - 1998. - № 31. - Ст. 3824.
  5. Кодекс торгового мореплавания РФ от 30 апреля 1999 г. № 81-ФЗ // СЗ РФ. - 1999. - № 18. - Ст. 2207.
  6. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 № 51-ФЗ // СЗ РФ . - 1994. - № 32. - ст. 3301
  7. Уголовно-процессуальный кодекс РФ от 18 декабря 2001 г. № 174-ФЗ // СЗ РФ. - 2001. - № 52 (ч. 1). - Ст. 4921.
  8. Кодекс РФ об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г. № 195 ФЗ // Российская газета. - 2001. - № 256.
  9. Трудовой кодекс РФ от 30 декабря 2001 г. № 197-ФЗ // СЗ РФ. - 2002. № 1 (ч. 1). - Ст. 3.
  10. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации от 14.11.2002 № 138-ФЗ // СЗ РФ. - 2002. - № 46. - ст. 4532.
  11. Федеральный конституционный закон «О Верховном Суде Российской Федерации» № 3-ФКЗ // 2014. - Российская газета. - № 27.
  12. Федеральный закон от 26.12.2008 № 294-ФЗ "О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муниципального контроля" // СЗ РФ. - 2008. - № 52 (ч. 1). - ст. 6249.
  13. Федеральный закон от 28 декабря 2010 г. № 403-ФЗ «О следственном комитете Российской Федерации» // Российская газета. - 2010. - 30 декабря.
  14. Федеральный закон от 7 февраля 2011 г. № 3-ФЗ «О полиции» // Российская газета. - 2011. - 8 февраля.

Научная и учебная литература

  1. Астемирова Л.А. К вопросу о материально-правовых презумпциях/ Л. А. Астемирова // Российская юстиция. - 2014. - № 7. - С. 8 - 11.
  2. Балашов А.Н., Мишутина Э.И. К вопросу о значении правовых аксиом / А.Н.Балашов, Э.И. Мишутина // Юрист. 2015. - № 7. - С. 60 - 63.
  3. Боннер А.Т. Установление обстоятельств гражданских дел /А. Т. Боннер. - М.: Нова, 2014. - С. 122.
  4. Булаевский Б.А. Классификация правовых презумпций /Б. А. Булаевский // Журнал российского права. - 2014. - № 11. - С. 75-79.
  5. Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса / под ред. и с предисл. В.А. Томсинова. - М.: Статут, 2014. - С. 241
  6. Веденеев Е.Ю. Роль презумпций в гражданском праве, арбитражном и гражданском судопроизводстве /Е. Ю. Веденеев// Государство и право. - 2018. - № 2. - С. 46-49.
  7. Воложанин В.П. Юридические предположения в советском гражданском праве и процессе /В. П. Воложанин [Электронный ресурс] // режим доступа: СПС «Консультант Плюс» (дата обращения: 06.08.2018)
  8. Голунский С. О вероятности и достоверности в уголовном суде /С. О. Голунский[Электронный ресурс] // режим доступа: СПС «Консультант Плюс» (дата обращения: 06.08.2018)
  9. Давыдова М. Л. Юридическая техника: проблемы теории и методологии /М. Л. Давыдова. - Волгоград: Изд-во ВолГУ. 2014. - С. 255.
  10. Дмитриев Ю.А., Шапкин М.А. Правоохранительные органы. - М.: Нова, 2015. - С. 78.
  11. Заржицкая Л.С. Анализ понятия и содержания правовой презумпции /Л. С. Заржицкая// Мировой судья. - 2016. - № 11. - С. 22 - 29.
  12. Заржицкая Л.С. Институт преюдиции в современном уголовном процессе/Л. С. Заржицкая. - М.: Юрлитинформ, 2014. - С. 43.
  13. Зацепина О.Е. Классификация правовых презумпций /О. Е. Зацепина // Актуальные проблемы российского права. - 2018. - № 2. - С. 80 - 87.
  14. Зацепина О.Е. Уголовно-правовые презумпции и фикции как средства юридической техники О. Е. Зацепина // Российское право онлайн. - 2017. - № 4. - С. 17-23.
  15. Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву /О. С, Иоффе[Электронный ресурс] // режим доступа: СПС «Консультант Плюс» (дата обращения: 06.08.2018)
  16. Ишигилов И.Л. Понятие юридических фикций /И. Л. Ишигилов // Сибирский юридический вестник. - 2017. - № 1. - С. 3-7.
  17. Калиновский К.Б. Отграничение правовых презумпций от обоснования юридических норм /К. Б. Калиновский// Философия и право: Материалы Международной научно-практической конференции, 28 февраля 2016 года. - СПб.: СПбГУП, 2016. - С. 60 - 62.
  18. Каминская В.И. Учение о правовых презумпциях в уголовном процессе /В. И. Каминская [Электронный ресурс] // режим доступа: СПС «Консультант Плюс» (дата обращения: 06.08.2018)
  19. Каранина Н.С. Правовые презумпции в теории права и российском законодательстве/Н. С. Каранина// Юрист. - 2016. - № 5. - С. 4-20
  20. Кашанина Т.В. Юридическая техника /Т. В. Кашанина: учебник. - М.: Нова, 2017. - С. 188
  21. Колоколов Н.А. Теория уголовного процесса: презумпции и преюдиции /Н. А. Колоколов. - М.: Юрлитинформ, 2014. - С. 18.
  22. Краткая философская энциклопедия /под .ред. А. Г. Иващенко. - М.: Прогресс, 2014. - С. 361 - 362.
  23. Крымов А.А. Правовые презумпции в уголовном процессе / А. А. Крымов// Юрист. - 2016. - № 1. - С. 14 - 16.
  24. Кузнецова О.А. Презумпции в гражданском праве / О. А. Кузнецова. - СПб.: Феникс, 2014. - 194 с.
  25. Кулапов В.Л., Медная Ю.В. Поднормативное правовое регулирование / В. Л. Кулапов, Ю. В. Медная. - Саратов, 2014 - С. 66-67
  26. Курсова О. А. Фикции в российском праве / О. А. Курсова // Юрист. - 2014. - № 5. - С. 14
  27. Курсова О. А. Функции легальных фикций/ под. ред. Г. Н. Чеботарева. // Проблемы юридической ответственности: история и современность Тюмень, 2014. - С. 229–233.
  28. Курсова О. А. Юридические фикции современного российского права: сущность, виды, проблемы действия / под ред. В. М. Баранова. Н. Новгород // Проблемы юридической техники: сб. ст., 2014. - С. 452.
  29. Лукьянова В.Ю. Юридические презумпции в законодательстве о техническом регулировании /В. Ю. Лукьянова // Законодательство и экономика. - 2016. - № 10. - С. 31.
  30. Малько А.В., Роман Е.А. Исключения в праве и правовые фикции: технико-юридический аспект / А.В.Малько, Е.А. Роман // Право и управление. XXI век. - 2015. - № 4. С. - 15-19.
  31. Мейер Д.И. О юридических вымыслах и предположениях, о скрытных и притворных действиях /Д. И. Майер [Электронный ресурс] // режим доступа: СПС «Консультант Плюс» (дата обращения: 06.08.2018)
  32. Мохов А.А. Презумпция дееспособности лица, достигшего установленного законом возраста, и ее применение в судебной практике / А. А. Мохов// Арбитражный и гражданский процесс. 2014. - № 12. - С. 6 - 10.
  33. Мохов А.А. Теория и практика использования медицинских знаний в гражданском судопроизводстве России/ А. А. Мохов. - СПб.: Феникс, 2014. - С. 243.
  34. Муравьев И.А. Законодательное исключение / И. А. Муравьев// Юрист. - 2017. - № 5. - С. 11
  35. Муромцев С.А. О консерватизме римской юриспруденции. Опыт по истории римского права / С. А. муромцев[Электронный ресурс] // режим доступа: СПС «Консультант Плюс» (дата обращения: 06.08.2018)
  36. Никатишина Н. А. Фикции в праве / Н. А. Никатишина// Материалы XXXVIII Междунар. науч. студенческой конф. «Студент и научно-технический прогресс» 10–14 апр. - 2014. - С. 29.
  37. Ожегов С. И. Толковый словарь русского языка / С. И. Ожегов. - М.: Нова, 2015. - С. 840.
  38. Орлов Ю.К. Основы теории доказательств в уголовном процессе / Ю. К. Орлов. - М.: Нова, 2014. - С. 97.
  39. Панько К. К. Юридические фикции в современном российском праве / под ред. В. М. Баранова // Проблемы юридической техники: сб. ст. Н. Новгород, 2014. - С. 459–460.
  40. Панько К.К. Классификация презумпций в механизме уголовного законотворчества и ее значение / К. К. Панько// Адвокатская практика. - 2016. - № 1. - С. 33 - 37.
  41. Рарог А. И. Законодательная техника как средство ограничения судейского усмотрения / А. Г. Рарог // Государство и право. - 2014. - № 11. - С. 95.
  42. Решетникова И.В. Курс доказательственного права в российском гражданском судопроизводстве / И. В. Решетникова. - М.: Нова, 2014. - С. 163.
  43. Салогубова Е.В. Римский гражданский процесс. 4-е изд. / Е. В. Салогубова - М.: Нова, 2014. - С. 124.
  44. Сериков Ю.А. Презумпции в гражданском судопроизводстве / науч. ред. В.В. Ярков. - М.: Статут, 2018. - С. 19.
  45. Сериков Ю.А. Уровни логико-правового анализа правовых презумпций в гражданском процессуальном праве/Ю. А. Сериков // Арбитражный и гражданский процесс. - 2014. - № 11. - С. 2 - 4.
  46. Ситникова А. И. Фикции в уголовном праве/ А. И. Ситников// Юридический журнал. - 2018. - № 1. - С. 64—65.
  47. Суменков С.Ю. Исключения в праве: теоретические основы, юридическая оценка, системный анализ / С. Ю. Суменков. - Саратов, 2014. - С. 223
  48. Суменков С.Ю. Исключительные обстоятельства и уважительные причины как факторы проявления исключений из правил / С. Ю. Суменков // Государство и право. - 2014. - № 7. - С. 91-95
  49. Танимов О. В. Фикции в международном праве / О. В. Танимов// Московский журнал международного права. - 2014. - № 4. - С. 6.
  50. Тарасенко В. В. Презумпции и фикции в уголовном правотворчестве и в разъяснениях Верховного Суда Российской Федерации / В. В. Тарасенко//Вестник ВГУ. Серия «Право». - 2015. - № 3. - С. 273.
  51. Тарасенко В.В. Проблемные аспекты опровержимых и неопровержимых презумпций в праве / В. В. Тарасенко // Актуальные проблемы права: Материалы III междунар. науч. конф. - М.: Буки-Веди, 2014. - С. 115.
  52. Тарбагаева Е.Б. Роль законных презумпций в процессе судебного доказывания и познания / Е. Б. Тарбагаева// Правоведение. - 2014. - № 3. - С. 56.
  53. Теория государства и права: учебник для вузов / под. ред. В. М. Корельского, В. Д. Перевалова. - М.: Нова, 2014. - С. 364.
  54. Тихонова С. С. Юридическая техника в уголовном праве: курс лекций / С. С. Тихонова. - Н. Новгород: Деком. 2018. - С. 126.
  55. Федотов А.В. Понятие и классификация доказательственных презумпций /А. В. Федотов // Журнал российского права. - 2015. - № 4. - С. 48.
  56. Цуканов Н. Н., Баранов В. М. О критериях правовой презумпции / Н. Н. Цуканов// Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: сборник статей: в 2 т. 2014. - Н. Новгород. Т. 1. - С. 508.
  57. Цуканов Н.Н. О критериях правовой презумпции. / под ред. В.М. Баранова // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: Сб. статей: В 2 - Н. Новгород, 2014. Т. 1. - С. 507.
  58. Штутин Я.Л. Предмет доказывания в гражданском процессе /Я. Л. Штутин [Электронный ресурс] // режим доступа: СПС «Консультант Плюс» (дата обращения: 06.08.2018)

Материалы судебной практики

  1. Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» № 29. // 2003. - Российская газета. - № 9.
  2. Обзор судебной практики Верховного Суда РФ № 2 // Бюллетень Верховного Суда РФ. - 2015. - № 10.
  3. Постановление Конституционного Суда от 18 января 1996. № 2-П / Вестник Конституционного Суда РФ. 1- 996. - № 1.
  4. Определение Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2001 г. № 65-О // Вестник Конституционного Суда РФ. - 2001. - № 4.
  5. Постановление Конституционного Суда РФ от 5 июля 2001 г. № 11-П // Вестник Конституционного Суда РФ. - 2001. - № 6.
  6. Определение Конституционного Суда РФ от 25 июля 2001 г. № 138-О // Вестник Конституционного Суда РФ. - 2002. - № 2.
  7. Постановление Конституционного Суда РФ от 2 апреля 2002 г. № 7-П // Вестник Конституционного Суда РФ. - 2002. - № 3.
  8. Определение Конституционного Суда РФ от 4 декабря 2003 г. № 459-О // Вестник Конституционного Суда РФ. - 2004. - № 3.