Автор Анна Евкова
Преподаватель который помогает студентам и школьникам в учёбе.

Реферат на тему: Легенда о Великом Инквизиторе в книге Ф.Достоевского

Реферат на тему: Легенда о Великом Инквизиторе в книге Ф.Достоевского

Содержание:

Введение

Все произведения Ф. М. Достоевского можно свести к двум «вечным вопросам»: вопросу о существовании Бога и вопросу о бессмертии души. Несомненно, они составляют доминанту, которой подчинены все остальные творческие задачи писателя. Фактически, у этих двух вопросов одна проблема. 

Действительно: если есть Бог, душа бессмертна; если нет Бога, душа умрет. Герои Достоевского, как положительные, так и отрицательные, являются олицетворением этой муки, воплощением этой главной духовной тайны. Их постоянная забота и неизбежное занятие - это решение вопроса: есть ли Бог, есть ли бессмертие или ничего подобного.      

Жизненный путь Ф.М. Достоевский и особенности его творчества 

Достоевский Федор Михайлович родился 30 октября (11 ноября) в Москве в семье главврача Мариинской больницы для бедных. Отец, Михаил Андреевич, дворянин; мать, Мария Федоровна, из старинного московского купеческого рода. Получила прекрасное образование в частной школе-интернате им. Л. Чермака, одной из лучших в Москве. Семья любила читать, подписывались на журнал «Библиотека для чтения», что давало возможность знакомиться с новейшей зарубежной литературой. Среди русских авторов любили Н. Карамзина, В. Жуковского, А. Пушкина. Мать, религиозная натура, с юных лет приобщала детей к Евангелию, брала их в паломничество в Троице-Сергиеву Лавру.      

Тяжело пережив смерть матери (1837 г.), Достоевский по решению отца поступил в Петербургское военно-инженерное училище - одно из лучших учебных заведений того времени. Новая жизнь была дана ему с большим напряжением сил, нервов, честолюбия. Но была другая жизнь - внутренняя, интимная, неизвестная окружающим.  

В 1839 году неожиданно умирает его отец. Эта новость потрясла Достоевского и спровоцировала тяжелый нервный припадок - предвестник будущей эпилепсии, к которой он имел наследственную предрасположенность. 

Он окончил училище в 1843 году и был зачислен в чертёжную службу инженерного факультета. Через год он ушел на пенсию, убежденный, что его призвание - литература. 

Первый роман Достоевского «Бедные люди» был написан в 1845 году, опубликован Н. Некрасовым в «Петербургском сборнике» (1846). Белинский провозгласил «появление ... незаурядного таланта ...». Белинский оценил рассказы «Двойник» (1846) и «Хозяйка» (1847) ниже, отметив длину повествования, но Достоевский продолжал писать по-своему, не соглашаясь с оценкой критика.  

Позднее появились «Белые ночи» (1848) и «Неточка Незванова» (1849), которые раскрыли черты реализма Достоевского, выделявшие его среди писателей «естественной школы»: глубокий психологизм, исключительность характера и ситуаций.

Трагически обрывается успешно начатая литературная деятельность. Достоевский был одним из членов кружка Петрашевского, объединившего сторонников французского утопического социализма (Фурье, Сен-Симон). В 1849 году за участие в этом кружке писатель был арестован и приговорен к смертной казни, которую затем заменили четырьмя годами каторжных работ и поселением в Сибири.  

После смерти Николая I и начала либерального правления Александра II судьба Достоевского, как и многих политических преступников, смягчилась. Ему вернули дворянские права, и в 1859 г. он вышел в отставку в чине подпоручика (в 1849 г., стоя на эшафоте, он услышал рескрипт: «... поручик в отставке ... на каторге в крепостях для ... 4 года, а потом рядовой »). 

В 1859 году Достоевский получил разрешение жить в Твери, затем в Петербурге. В это время он опубликовал рассказы «Дядюшкин сон», «Село Степанчиково и его жители» (1859), роман «Униженные и оскорбленные» (1861). Почти десять лет физических и душевных страданий обострили восприимчивость Достоевского к человеческим страданиям, усилив его напряженные поиски социальной справедливости. Эти годы стали для него годами душевного упадка, крушения социалистических иллюзий, роста противоречий в его мировоззрении. Он активно участвует в общественной жизни России, выступает против революционно-демократической программы Чернышевского и Добролюбова, отвергая теорию «искусство за искусство», утверждая социальную ценность искусства. После каторжных работ были написаны «Записки из дома мертвых». Летние месяцы 1862 и 1863 годов писатель проводит за границей, посещая Германию, Англию, Францию, Италию и другие страны. Он считал, что исторический путь, по которому Европа пошла после Французской революции 1789 года, будет губительным для России, как и введение новых буржуазных отношений, негативные черты которых шокировали его во время поездок в Западную Европу. Особый, самобытный путь России к «земному раю» - это общественно-политическая программа Достоевского начала 1860-х годов.        

В 1864 году были написаны «Записки из подполья» - важный труд для понимания изменившегося мировоззрения писателя. В 1865 году, находясь за границей, на курорте Висбаден, чтобы поправить здоровье, он начал работу над романом «Преступление и наказание» (1866), в котором отразился весь трудный путь его внутренних поисков. 

В 1867 году Достоевский женился на Анне Григорьевне Сниткиной, его стенографистке, которая стала для него близким и преданным другом.

Вскоре они уехали за границу: живут в Германии, Швейцарии, Италии (1867-1871). В эти годы писатель работал над романами «Идиот» (1868) и «Демоны» (1870–1871), которые закончил в России. В мае 1872 года Достоевские уехали из Петербурга на лето в Старую Руссу, где впоследствии купили скромную дачу и даже зимой жили здесь с двумя детьми. В Старой Русе почти целиком написаны романы «Подросток» (1874–1875) и «Братья Карамазовы» (1878–1879).   

В 1873 году писатель стал ответственным редактором журнала «Гражданин», на страницах которого начал публиковать «Дневник писателя», стал учителем жизни для тысяч русских людей.

В конце мая 1880 года Достоевский поехал в Москву, чтобы открыть памятник А.С. Пушкину (6 июня, день рождения великого поэта), где собралась вся Москва. Здесь были Тургенев, Майков, Григорович и другие русские писатели. Выступление Достоевского И. Аксаков назвал «гениальным, историческим событием». К сожалению, здоровье писателя вскоре ухудшилось, и 28 января (9 февраля) 1881 года Достоевский скончался в Петербурге.   

Для определения сущности и характеристик творчества Достоевского приведем мнение М.М. Бахтина. 

При обзоре обширной литературы о Достоевском создается впечатление, что речь идет не об одном писателе-художнике, написавшем романы и рассказы, а о ряде философских выступлений нескольких авторов-мыслителей - Раскольникова, Мышкина, Ставрогина, Ивана Карамазова, Великий инквизитор и т. д. В литературно-критическом мышлении творчество Достоевского распалось на ряд независимых и противоречивых философов, представленных его героями. Среди них далеко не на первом месте философские взгляды самого автора. Для одних голос самого Достоевского сливается с голосами тех или иных его героев, для других - это своего рода синтез всех этих идеологических голосов, для третьих, наконец, просто заглушается ими. Они спорят с героями, учатся у героев, стараются довести свои взгляды до целостной системы. Герой идейно авторитетен и независим, он воспринимается как автор собственной полноценной идеологемы, а не как объект окончательного художественного видения Достоевского. Для сознания критиков прямая полноценная интенциональность слов героя открывает монологическую плоскость романа и вызывает немедленную реакцию, как если бы герой был не объектом авторского слова, а полноценным и полноценным. оперенный носитель своего слова.     

Множественность независимых и несвязанных голосов и сознания, подлинная полифония полноценных голосов - вот действительно главная черта романов Достоевского. Не так много судеб и жизней в едином объективном мире в свете единого авторского сознания разворачивается в его произведениях, но именно множественность равноправного сознания со своими мирами здесь совмещена, сохраняя свои не слияние, в единство какого-то события. Действительно, главные герои Достоевского в самой творческой концепции художника - это не только объекты авторского слова, но и субъекты его собственного, непосредственно значимого слова. Слово героя, таким образом, здесь вовсе не исчерпывается привычными характеристическими и сюжетно-прагматическими функциями, но и не служит выражением собственной идеологической позиции автора (как, например, Байрон). Сознание героя дано как другое, чужое сознание, но при этом не объективировано, не замыкается, не становится простым объектом авторского сознания.        

Достоевский - создатель полифонического романа. Он создал принципиально новый жанр романа. Поэтому его творчество не укладывается ни в какие рамки, не подчиняется ни одной из тех исторических и литературных схем, которые мы привыкли применять к явлениям европейского романа. В его произведениях появляется герой, голос которого построен так же, как и голос самого автора в романе обычного типа, а не голос его героя. Слово героя о себе и о мире столь же содержательно, как и обычное авторское слово; он не подчинен предметному образу героя, как одна из его характеристик, но и не служит рупором авторского голоса. Он обладает исключительной самостоятельностью в структуре произведения, оно как бы звучит рядом со словом автора и особым образом сочетается с ним и с полноценными голосами других героев.      

Отсюда следует, что обычных сюжетно-прагматических связей объективного или психологического порядка в мире Достоевского недостаточно: ведь эти связи предполагают объективность, объективность героев в авторском замысле, они связывают и объединяют образы людей в единство монологически воспринимаемого и понятого мира, а не множественность равных сознаний со своими мирами. Обычная сюжетная прагматика в романах Достоевского играет второстепенную роль и несет особые, а не обычные функции. Последние скобки, которые создают единство его нового мира, бывают иного рода; главное событие, раскрываемое его романом, не поддается сюжетно-прагматической интерпретации.   

Утверждение чужого сознания как полноценного субъекта, а не как объекта, - этико-религиозный постулат, определяющий содержание произведений Достоевского. Утверждение (а не утверждение) героем чужого «я» - основная тема его творчества. 

Особенность Достоевского не в том, что он монологически провозглашал ценность личности (до него это делали другие), а в том, что он умел ее объективно и художественно увидеть и показать как иную, чужеродную личность, не делая его лирическим. не сливаясь с ней своим голосом и в то же время не сводя ее к объективированной психической реальности. В мировоззрении Достоевского не впервые проявляется высокая оценка личности, но в его романах впервые в полной мере реализован художественный образ чужой личности.  

Сама эпоха сделала возможным полифонический романс. Достоевский субъективно был причастен к этой противоречивой многогранности своего времени, он менял лагеря, переходил от одного к другому, и в этом отношении планы, сосуществующие в объективной общественной жизни, были для него этапами жизненного пути и его духовного становления. Этот личный опыт был глубоким, но Достоевский не дал ему прямого монологического выражения в своем творчестве. Этот опыт только помог ему глубже понять сосуществующие экстенсивно развитые противоречия, противоречия между людьми, а не между идеями в одном сознании. Таким образом, объективные противоречия эпохи определили творчество Достоевского не в плане их личного переживания в истории его духа, а в плане их объективного видения как одновременно сосуществующих сил (правда, видение, углубленное личным опытом).    

Мир Достоевского - это художественно организованное сосуществование и взаимодействие духовного разнообразия, а не этапы формирования единого духа. Таким образом, миры героев, планы романа, несмотря на их различную иерархическую акцентуацию, в самом построении романа лежат бок о бок в плане сосуществования (как миры Данте) и взаимодействия (чего нет в формальном представлении Данте). многоголосие), а не один за другим как этапы становления. Но это, конечно, не означает, что в мире Достоевского преобладает дурная логическая безвыходность, дурная мысль и дурная субъективная непоследовательность. Нет, мир Достоевского по-своему полон и округлен, как мир Данте. Но бесполезно искать в нем системно-монологическую, пусть и диалектическую, философскую завершенность, и не потому, что автору это не удалось, а потому, что это не входило в его намерения.    

Философско-христианские взгляды Ф.М. Достоевского

Достоевский считал главным в нашей жизни вопрос о существовании Бога. «... Не как мальчик, я верю во Христа и исповедую Его, но через великую печь сомнений прошла моя осанна ...». «... Вопросы о том, есть ли Бог и есть ли бессмертие ... вопросы первые и прежде всего» - говорит Алеша Карамазов. Те, кто не задумывался над этими вопросами, обречены на пустую жизнь. И ответ на основные вопросы должен быть только утвердительным. Достоевский не верил в возможность абсолютного атеизма: «Никто не может быть убежден в существовании Бога. Я думаю, что даже атеисты сохраняют это убеждение, хотя и не признают его, из-за стыда, или чего-то такого ...». Тот, кто отрицает Бога, попадает в логический тупик: рационально доказать, что Бога нет, он не может - на Земле еще слишком много неизвестного. Он начнет говорить с нами о пороках церкви, указывать на противоречия в Священном Писании, на слабость древних людей, которые изобрели Бога, чтобы утешить себя. Но этот человек будет говорить не о Боге, а о людях, их пороках и несовершенствах. Князь Мышкин говорит: «Сколько бы я ни встречался с неверующими и сколько ни читал таких книг, мне все казалось, что они говорят ... как будто они не об этом говорят, хотя казалось, что они были говорю об этом ". Итак, Ницше, объявляя о смерти Бога, вынужден бороться с моралью, а значит, и с «слабыми и неудачниками», которые изобрели мораль. Тем не менее, Достоевский продумывает разные подходы к атеизму и его последствиям.                        

Имея в виду «полифоничность» творчества Достоевского, рассмотрим его героев, наиболее близких атеистическому мировоззрению. Наиболее логически последовательным из героев-атеистов является Кириллов. Бог мучил его до болезни, до безумия. Он уверен, что «Бог необходим, а значит, он должен быть», но, с другой стороны, убежден: «... Его нет и быть не может». Его душу раздирают пополам две страшные силы: с одной стороны, ему дано свыше «пять-шесть секунд» «присутствие вечной гармонии». «Это как если бы ты вдруг ощутил всю природу и вдруг сказал: да, это правда». Он признается: «В эти пять секунд я живу своей жизнью и за них я отдам всю свою жизнь, потому что это того стоит». Сам Бог стучится в сердце Кириллова: как можно не верить? Но не позволяет ему поверить другая, не менее мощная сила - невероятная гордость. Он утверждает, что «жизнь - это боль, жизнь - это страх», «все негодяи» и что людям нужен другой мир - мир гордости и свободы. Для этого нужно просто перестать придумывать Бога и проявить своеволие: занять место Бога самому, и тогда и люди, и Земля изменятся физически, время исчезнет. Несомненно, Кириллов обладает огромной силой, если его богоборческие суждения противостоят живому восприятию Бога. Однако выбор все же должен быть сделан, колебаться не стоит таким людям, как Кириллов. Для него этот выбор - вопрос жизни и смерти. «Разве вы не понимаете, что человек с такими двумя мыслями не может остаться в живых?» - спрашивает Верховенский. И выбор сделан - он был сделан в рассуждениях Кириллова о том, что все хорошо: «Кто с голоду умрет, а кто девушку обидит и опозорит - хорошо». Для Кириллова стерта грань между добром и злом, для него есть только счастье и свобода; в этом смысле он говорит: «... Все хороши», то есть свободны. Тот, кто учит, что «все хороши», «покончит с миром» и «имя ему человек-бог» (предвкушение ницшеанского сверхчеловека!). Кириллова не покидает одна мысль: «Неужели никто на всей планете, покончив с Богом ... не осмеливается провозгласить Свою волю в самом полном объеме?» Тот же вопрос будет мучить Ницше. По-видимому, Бог еще не закончил; необходим акт абсолютного своеволия, чтобы доказать раз и навсегда: Бога нет, а человек свободен. «Ставрогин ... не верит тому, что верит», - говорит Кириллов. То же самое можно сказать и о нем. Он хочет верить, что Бога нет, но как насчет этих «пяти секунд абсолютной гармонии»? «Я обязан заявить о своем неверии», - заявляет он, но как это сделать? Более того, Верховенский тычет ему: «... Ты веришь, может быть, даже больше, чем священник». У Кириллова есть ответ: «... Самый полный пункт моего своенравия - убить себя». Тот, кто покончил жизнь самоубийством, станет Богом, ибо он проявит полное своеволие и независимость, освободится от страха, смерти и потустороннего мира. Кириллов хочет своей жизнью доказать, что Бога нет. А если так, то мы сами боги. Идея, по словам Кириллова, прекрасна. Осознав это, «царь и себя не убьешь, но будешь жить в самой главной славе».                                         

Кириллов считает себя «богом рабства». Он был первым, кто придумал эту убийственную мысль: «Если Бога нет, то я Бог», и теперь он вынужден убить себя, «иначе кто начнет и докажет?» Все будут знать, все поверят, что Бога нет и они свободны; в этот момент «история сломается». Ироничное замечание Верховенского: «Кто должен что-то узнавать? Вот я и ты ...» и многовековой опыт, свидетельствующий о том, что человека, который на практике доказывает свои убеждения, в лучшем случае считают сумасшедшим, не остановить человека, одержимый собственным подвигом самоубийства и одновременно убийством бога Кириллова, и он кончает жизнь самоубийством ...    

С атеистом я никогда не встречался, а вместо него встречал привередливого ... - рассказывает Макар Иванович Долгорукий в «Подростке». -... Есть действительно атеисты, только они будут намного страшнее этих, потому что они приходят с именем Бога на устах. Ставрогин, Верховенский, Раскольников - люди во многом привередливые, хотя для них также актуален вопрос о Боге. Они либо Бога не принимают, либо забывают и пытаются действовать. Соответственно, они не открыты мировой гармонии, как Кириллов, и поэтому испытывают глубокое разочарование в жизни (Кириллов был счастлив.) Ставрогину помешала прийти к Богу его гордость и презрение к людям, судьба Верховенского неизвестна, Раскольников, пройдя очищение от страданий, принял Бога, но самый сильный боец ​​Достоевского - Иван Карамазов, то есть, может быть, идущий дорогой сатанинского восстания.   

Иван Карамазов превосходит Кириллова и по духовному развитию, и по увлечению. Он понимал, что «человек-бог» не понимал: абсолютное своенравие приведет к ужасным последствиям. 

Муки Ивана проистекают из его неумения любить людей, своих ближних («может быть, дальних») - он признается в этом Алеше. «Иван никого не любит», - говорит о нем отец. Более того, он не верит в любовь Бога к миру и потому видит в нем только зло. Его любовь к человечеству идет вразрез с божественной любовью к людям. «Я не хочу гармонии из-за любви к человечеству». Иван восстает по вполне гуманным причинам. Признается в сильнейшей страсти к жизни, но понимает, что с его бунтом жить невозможно. Даже страдания, неистовые мучения по главным вопросам жизни не могут дать ему полноты жизни, потому что он забыл о вселюбящем, всепрощающем Боге. В стихотворении о Великом инквизиторе Иван рисует грандиозную картину отступничества людей от Христа (заметьте, что в одной короткой главе Достоевский предвосхитил или переосмыслил многие западные религиозные учения), а в конце рассказа брат Алеша спрашивает его: с кем он, с инквизитором, решившим исправить подвиг Христа, или с Христом? Иван признает свое безразличие, но не отказывается от формулы «все позволено». Для создания человеческого счастья дозволено все, даже идти против Бога. «Ты убьешься, но не выдержишь», - восклицает Алеша, ибо нет такой силы, которая могла бы противостоять отвержению всего мира. Но Бог-воин уверен: есть такая сила, «сила подлости Карамаза», разврата, нравственной деградации. Иван считает, что выдержит до тридцати лет, и тогда «все дозволено» возобладает над признанием Бога и постепенно можно будет достичь бытового безразличия. Но Иван в здравом уме не дожил до указанного возраста ... Идею вседозволенности подхватил Смердяков, и он убил Федора Павловича Карамазова. Первый же практический вывод из собственных размышлений поверг Ивана в безумие. Он не мог нести вину за преступление, которое на самом деле не совершал, а спровоцировал бездумно брошенную мысль.                      

По рассуждениям атеистических героев Достоевского мистический ужас жизни, порабощение человека естественными и социальными законами жизни есть та очевидная нелепость, которая позволяет им попирать все законы, презирать все добродетели, преодолевать все установленные Богом границы. , природа и люди. Они оправдывают свои действия тем, что делают это «во имя страдающего человечества, склоняющегося перед его страданиями и мучениями». Страдание - это атмосфера нашей печальной планеты. Антигерои не могут принять страдания. Страдание для них - наиболее очевидное отрицание Бога. Можно ли оправдать Бога, если есть бессмысленные страдания? Может ли Бог существовать в этом ужасном в своей абсурдности мире? Между человечеством и Богом стоит отвратительное чудовище, имя которого - страдание. Антигерои, неспособные устранить его, ненавидящие его, не могут с ним договориться, а потому не принимают мир, который «покоится на абсурде».        

Для них этот мир - худший из возможных миров. Они видят в этом онтологическое доказательство отсутствия Бога или, по крайней мере, Его безумия. И как доказательство безграничной силы дьявола. История человечества для них - это убеждение Бога и оправдание дьявола.   

Можно сказать, что в мировой литературе Достоевскому нет равных по демонологии. Он не только писатель, он провидец. Его глаза видят в сущности этого мира то, чего не видят многие, даже самые одаренные люди. Но исключительная заслуга Достоевского есть. что он открыл секретный метод внедрения дьявола в человеческую деятельность. Этот метод виртуозно совершенен: сила дьявола таинственным образом распространяется на человека, насыщая душу, постепенно овладевая психическими способностями человека. И, в конце концов, человек бессознательно ощущает эту силу, эту энергию как часть своей, как сущность самосознания. И эта ужасная сила участвует в его мыслях и чувствах, во всех его действиях, хотя он уверен, что он независим, автономен, независим и самобытен.       

Искатель человеческой души, Достоевский все это видел ясно, до тонкости и описал с поразительной точностью. Можно с полным основанием сказать: он знает «сатанинские глубины». Поэтому некоторые считают, что Достоевский был носителем сатанинского духа. Так, В. Вересаев называл Достоевского «дьяволом». Отто Бирбаум пишет о Достоевском: «У него был русский дьявол в теле! И какой дьявол! В скольких обличьях! Легион дьяволов! Поэтому его произведения - это настоящее столпотворение».    

И это печальная правда. Но правда в том, что, только будучи таковым, Достоевский мог в совершенстве познать тайну беззакония - тайну природы дьявола, его психологию, логику и методологию. Только в то же время он мог обнаружить, что дьявол - единственная сила, которая губит, расстраивает и обезличивает человека. Только будучи тем, кем он был. Достоевский с помощью своих антигероев смог написать таких чертей, которых мир прежде не видел. И только Достоевский мог реально прочувствовать и ощутить всю отвратительную, мерзкую сущность, все уродство метафизического чудовища - дьявола и в отчаянии искать Бога - Надежду всех отчаявшихся, единственное Убежище всех проклятых и единственное Утешение. человека и человечества.     

Достоевский в каждом своем произведении неопровержимо доказывает, что дьявол существует. Но для писателя было бы катастрофой, если бы он не смог так неопровержимо доказать существование Бога и Его участие в человеческой жизни. Без Бога мир - невыносимая чушь, без бессмертия человек - олицетворение злобных насмешек.  

Достоевский, движимый ураганом бессмысленной трагедии этого мира, нуждается в Боге, необходимом, чтобы не сойти с ума от ужаса и отчаяния. Ему это нужно больше, чем Шекспиру или Канту, Толстому или Ницше. Больше, чем кому-либо другому, ему нужен Бог, который обитал бы в человеке, был бы Человеком. Ему не нужен Бог, который в ужасе от этого мира забыл, что Он Бог. Ему нужен Бог, который смотрел бы на мир глазами человека и не сходил бы с ума от ужаса, Бог, который заболел бы всей болью человека, перенес бы все страдания человека и не стал бы впадать в отчаяние. Достоевскому нужен Бог, который переживет смерть и не будет ее бояться. Бог, который жил бы в таком ужасном мире и не проклял бы его, но благословил его Своим Воскресением.      

Без веры в Бога для Достоевского невозможны ни истинная мораль, ни настоящая любовь к людям. Заключенный в тюрьму Митя Карамазов говорит Алеше: «Бог мучает меня ... Но что, как не Он? Тогда если его нет, то человек - властитель земли, вселенной ... Но как он будет добродетельным? без бога? .. У меня одна добродетель, а у китайцев другая - вещь, следовательно, родственница». Если мы отрицаем существование единого морального идеала, поддерживаемого Высшей властью, то нам придется признать, что возможны всевозможные представления о морали, в том числе и совершенно противоположные. Но когда они сталкиваются друг с другом, мы видим примеры самых разрушительных аморальных действий. Если мораль ведет к аморализму, то либо мораль ложна (рассуждение Ницше), либо она относительна и нет обязательных моральных норм. Но можно рассуждать и по-другому: существующий порядок вещей далек от того, каким должен быть; слишком большие расхождения во взглядах на мораль говорят только о несовершенстве людей. Тогда всякая мораль будет казаться нам в большей или меньшей степени искажением и отклонением от единого морального идеала из-за человеческих грехов и слабостей. Исходя из этого, носители разных нравственных установок могут терпеть друг друга и совместное стремление к нравственной чистоте. Очень важно научиться меньше оценивать чужие действия и больше свои собственные, иначе значимым и нравственным будет казаться не сам поступок, а его оценка. Достоевский считает, что судить людей - это не наше дело, а дело Бога. «Особенно помни, что ты не можешь быть чьим-либо судьей», - говорит старец Зосима. «Ибо, если бы я сам был праведником, может быть, не было бы передо мной преступника». Христианское учение понимается Достоевским не как этика, а как жизнь, и заповеди Христа - не ограничитель поведения (как часто трактуется мораль), а некие приказы свыше, следуя которым мы получим в этом полноту жизни. мир и вечная жизнь в другом.                 

Достоевский не представлял себе мира без Бога; отклонение от нее ведет к смерти человека, человеческим бедствиям: «Отвергнув Христа, человеческий разум может достичь поразительных результатов. Это аксиома». Бог мучил Достоевского всю жизнь, стал для него важнейшим вопросом бытия.     

В.С. Соловьев отмечает: «Для Достоевского Христос был не только фактом прошлого, далеким и непонятным чудом. Если так посмотреть на Христа, то легко можно сделать из Него мертвый образ, которому поклоняются в церквях по праздникам. , но которому нет места в жизни. Тогда все христианство изолируется. в стенах храма и превращается в ритуал и молитву, а активная жизнь остается совершенно нехристианской. И такая внешняя Церковь содержит истинную веру, но эта вера здесь есть настолько слаб, что получает его только на праздники. Это храмовое христианство. И оно должно существовать прежде всего, ибо на земле внешнее предшествует внутреннему, но этого недостаточно. Есть другой тип или степень христианства, где она больше не довольствуется поклонением, но хочет вести активную человеческую жизнь, она покидает храм и обосновывается в человеческих жилищах. Индивидуальная жизнь. Здесь Христос предстает как высший нравственный идеал, религия сосредоточена в личной морали, а ее сущность Ло полагается на спасение индивидуальной человеческой души.  

В таком христианстве тоже есть настоящая вера, но и здесь она еще слабая: ее хватает только на личную жизнь и личные дела человека. Это домашнее христианство. Должно быть, но и этого недостаточно. Ибо он оставляет весь человеческий мир, все дела, общественные, гражданские и международные - он оставляет все это и передает во власть злых антихристианских принципов. Но если христианство - высшая, безусловная истина, то так быть не должно. Истинное христианство не может быть только домашним, но и храмовым - оно должно быть универсальным, оно должно распространяться на все человечество и на все человеческие дела. Такое универсальное христианство исповедовал и провозгласил Достоевский.

«Легенда о великом инквизиторе» Ф.М. Достоевский как утверждение свободы человеческого духа 

«Легенда о великом инквизиторе» - вершина творчества Достоевского, венец его идеологической диалектики. В этом надо искать позитивное религиозное мировоззрение Достоевского. В нем сходятся все нити и решается главная тема - тема свободы человеческого духа. Это откровенно трактуется в Легенде. Поразительно, что в уста атеиста Ивана Карамазова вложена легенда, представляющая небывалую хвалу Христу. Легенда - это загадка. Остается не совсем понятно, на чьей стороне рассказывается Легенда, на чьей - сам автор. Многое осталось для решения проблемы свободы человека. Но легенда о свободе должна быть адресована свободе. Свет зажигается во тьме. Хвала Христу сложена в душе мятежного атеиста Ивана Карамазова. Судьба человека неизбежно влечет его либо к Великому инквизитору, либо ко Христу. Вам остается выбирать. Нет ничего третьего. Третье - только переходное состояние, непроявление последних пределов. Самоволие ведет к потере и отрицанию свободы духа в системе Великого Инквизитора. А свободу можно найти только во Христе. Художественный прием Достоевского поражает воображение. Христос все время молчит, он остается в тени. Положительная религиозная идея не находит выражения в слове. Правда о свободе невыразима. Легко выражается только идея принуждения. Правда о свободе раскрывается только в противовес идеям Великого инквизитора; он ярко сияет сквозь возражения Великого инквизитора. Эта откровенность Христа и Его Истины особенно сильна в художественном отношении. Аргументы, - убеждает Великий инквизитор. В его распоряжении сильная логика, сильная воля, направленная на реализацию определенного плана. Но безответственность Христа, Его кроткое молчание убеждает и заражает больше, чем вся сила аргументации Великого инквизитора.                          

В «Легенде» два мировых принципа встречаются лицом к лицу и сталкиваются - свобода и принуждение, вера в смысл жизни и неверие в смысл, божественная любовь и безбожное сострадание к людям, Христу и антихристу. Достоевский берет идею, враждебную Христу, в чистом виде. Он написал возвышенное изображение Великого инквизитора. Это «один из страдальцев, терзаемых великой скорбью и любящих человечество». Он аскет, он свободен от стремления к низменным материальным благам. Это человек идей. У него есть тайна, тайна, это неверие в Бога, неверие в смысл мира, во имя которого люди должны страдать. Потеряв веру, великий инквизитор почувствовал, что огромная масса людей не выдержит бремени свободы, явленной Христом. Путь свободы - это трудный, болезненный, трагический путь. Это требует героизма. Он выше сил такого ничтожного, жалкого существа, как человек. Великий инквизитор не верит в Бога, но он не верит и в человека. Это две стороны одной веры. Потеряв веру в Бога, человек больше не может верить в человека. Христианство требует не только веры в Бога, но и веры в человека. Христианство - это религия богочеловечества. Великий инквизитор прежде всего отрицает идею Богочеловечества, близости и единства божественного и человеческого начала в свободе. Человек не выдерживает великого испытания своей духовной силы, своей духовной свободы, своего призвания к высшей жизни. Это испытание его силы было выражением большого уважения к человеку, признания его высшей духовной природы. От человека требуется многое, потому что он призван к великому. Но человек отказывается от христианской свободы, от различия добра и зла. «Зачем знать это проклятое добро и зло, если оно так дорого стоит?» Человек не может переносить свои и чужие страдания, а без страданий невозможна свобода, невозможно познание добра и зла. Перед человеком стоит дилемма - свобода или счастье, благополучие и порядок жизни, свобода со страданием или счастье без свободы. И подавляющее большинство людей идет вторым путем. Первый путь - это путь избранных. Человек отвергает великие идеи Бога, бессмертия и свободы, им овладевает ложная, безбожная любовь к людям, ложное сострадание, жажда всеобщего устройства на земле без Бога. Великий инквизитор восстал против Бога во имя человека, во имя самого маленького человека, того самого человека, в которого он также не верит так же хорошо, как в Бога. И это особенно глубоко. Как правило, те, кто не верит, что человек имеет для своей цели высшую, божественную жизнь, полностью посвящают себя устройству земного благополучия людей. Мятежный и самоограниченный «евклидов разум» пытается построить мировой порядок лучше, чем тот, который был создан Богом. Бог создал мировой порядок, полный страданий. Он возложил на человека невыносимое бремя свободы и ответственности. «Евклидов разум» построит мировой порядок, в котором не будет таких страданий и ответственности, но не будет и свободы. «Евклидов разум» неизбежно должен прийти к системе Великого инквизитора, то есть к созданию муравейника на основании необходимости, к уничтожению свободы духа. Эта тема поднимается в «Записках из подполья», в «Бесах» Шигалева и П. Верховенского, раскрывается в «Легенде о великом инквизиторе». Если мировая жизнь не имеет высшего смысла, если нет Бога и бессмертия, то остается устройство земного человечества по Шигалеву и Великому инквизитору. Бунт против Бога неизбежно должен привести к уничтожению свободы. Революция, основанная на атеизме, неизбежно должна привести к безграничному деспотизму. То же самое начало лежит в основе католической инквизиции и принудительного социализма, такое же неверие в свободу духа, в Бога и человека, в Богочеловека и Богочеловечество. Эвдемоническая точка зрения неизбежно враждебна свободе.                                        

Свобода человеческого духа несовместима со счастьем людей. Свобода аристократична, она существует для избранных. И Великий инквизитор обвиняет Христа в том, что, обременяя людей невыносимой свободой, Он действовал так, как будто не любил их. Из любви к людям пришлось лишить их свободы. «Вместо того, чтобы овладеть свободой людей, Ты еще больше увеличил ее для них. Или ты забыл, что мир, даже смерть, дороже человеку, чем свободный выбор в познании добра и зла? Нет ничего соблазнительнее для человек, чем свобода его совести, но нет ничего и И теперь вместо твердой основы, чтобы успокоить человеческую совесть раз и навсегда, Вы взяли все экстраординарное, предположительное и неопределенное, взяли все, что было не под силу людям , а потому и действовал так, как будто совсем не любил их ». Для счастья людей необходимо успокоить их совесть, то есть лишить их свободы выбора. Лишь немногие способны вынести бремя свободы и следовать за Тем, Кто «желал свободной любви к человеку».      

Великий инквизитор заботится о тех бесчисленных, как морской песок, тех, кто не выдержит испытания свободой. Великий инквизитор говорит, что «человек ищет не столько Бога, сколько чудес». Эти слова отражают низкое мнение Великого инквизитора о человеческой природе, неверие в человека. И он продолжает упрекать Христа: «Ты не сошел с креста ... потому что не хотел поработить человека чудом и жаждал свободной веры, а не чудес. а здесь вы слишком высоко судили людей, потому что, конечно, они рабы, хотя и созданы мятежниками. « Уважая его (человека) так сильно, Вы действовали так, как если бы вы перестали сочувствовать ему, потому что вы требовали от него слишком многого ... Уважая его меньше, меньше от него, и вы бы потребовали, и это было бы быть ближе к любви, потому что легче было бы его бремя. Он слабый и подлый. « Великий инквизитор возмущен аристократией религии Христа». Вы можете с гордостью указать на этих детей свободы, свободной любви, их бесплатную величественную жертву от вашего имени. Но помните, что их было всего несколько тысяч, да еще боги и остальные? И в чем виноваты другие слабые люди, могучие выдержать. Почему слабая душа виновата в том, что не может вместить такие ужасные дары. Но на самом деле вы действительно пришли только к избранным и для избранных. « И поэтому Великий инквизитор встает, чтобы защитить слабое человечество, во имя любви к людям, отнимает у них дар свободы, обременяя их страданиями». Неужели мы действительно не любим человечество, так смиренно осознавая его бессилие, с любовью облегчая его бремя » . Великий инквизитор говорит Христу то, что социалисты обычно говорят христианам:« Свобода и земной хлеб, достаточный для всех вместе, немыслимы, потому что они никогда, никогда не смогут разделиться между собой. Они также будут убеждены, что никогда не смогут быть свободными, потому что они слабые, порочные. , повстанцы ничтожны. Вы обещали им хлеб небесный, но разве его можно сравнить в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагодарного человеческого племени с земным? И если тысячи, десятки тысяч последуют за Тобой, во имя хлеба небесного, то что будет с миллионами и десятками тысяч миллионов существ, которые не смогут пренебречь земным хлебом ради небесного? Или вы дороги только десяткам тысяч великих и сильных, а оставшиеся миллионы, многочисленные, как песок морской, слабые, но любящие Тебя, должны служить только материалом для великих и сильных? Нет, нам дороги слабые. « Во имя этого самого земного хлеба дух земли восстанет против Тебя и сразится с Тобой и победит тебя, и все последуют за ним ... Новое здание будет построено на месте Твоего храма, ужасная Вавилонская башня будет воздвигнута снова ». Атеистический социализм всегда обвиняет христианство в том, что оно не делает людей счастливыми, не дает им мира, не кормит их. А атеистический социализм проповедует религию хлеба земли, за которой последуют миллионы миллионов, против религии хлеба небесного, за которой последуют лишь немногие. Но христианство не делало людей счастливыми и не кормило их, потому что оно не признает насилия против свободы человеческого духа, свободы совести, что оно направлен на свободу человека и ожидает от нее исполнения заповедей Христа. 

Христианство не виновато, если человечество не хотело его исполнять и предало его. Это вина человека, а не Богочеловека. Ибо атеис В условиях современного и материалистического социализма этой трагической проблемы свободы не существует. Он ждет своего осознания и освобождения человечества от принудительной материальной организации жизни. Он хочет преодолеть свободу, погасить иррациональное начало жизни во имя счастья, сытости и душевного спокойствия. Люди «станут свободными, когда откажутся от своей свободы». «Мы подарим им тихое, смиренное счастье, счастье слабых существ, какими они были созданы. О, мы наконец убедим их не гордиться, потому что Ты возвысил их и научил их гордиться ... Мы сделаем они работают, но без труда мы устроим их жизнь, как детские игры, с детскими песнями, хором, детскими танцами. О, мы позволим им грешить, потому что они слабые и бессильные » . Великий инквизитор обещает спасать людей «от великой работы и ужасных настоящих мучений личного и свободного решения. И все будут счастливы, все миллионы существ». «Великий инквизитор оставил гордых и вернулся к скромным ради счастья смиренных». И в своем оправдании он укажет «на тысячи миллионов счастливых младенцев, которые не знали греха». Он обвиняет Христа в гордыне. Достоевский повторяет этот мотив. В «Подростке» о Версилове говорят: «Он очень гордый человек, и многие очень гордые люди верят в Бога, особенно те, кто презирает людей. Причина ясна: они выбирают Бога, чтобы не преклоняться перед людьми. , преклоняться перед Богом не так уж и обидно». Вера в Бога - знак горечи духа, неверие - знак плоскости духа. Иван Карамазов понимает головокружительную высоту идеи Бога. "Удивительно, что такая мысль - мысль о необходимости Бога - могла заползти в голову такого дикого и злого животного, как человек, такого святого, такого трогательного, такого мудрого и столь почетного для человека. " Если есть высшая природа человека, призвание к высшей цели, то есть и Бог, то есть вера в Бога. Если нет Бога, значит, нет высшей природы человека, остается только социальный муравейник, основанный на принуждении. А Достоевский в «Легенде» раскрывает картину социальной утопии, которую повторяет Шигалев и везде, где человек мечтает о грядущей социальной гармонии.                                 

В трех искушениях, отвергнутых Христом в пустыне, «предсказывается вся дальнейшая история человечества и открываются три образа, в которых сойдутся все неразрешимые исторические противоречия человеческой природы на земле». Христос отверг искушения во имя свободы человеческого духа. Христос не хотел, чтобы человеческий дух был порабощен хлебом, чудесами и царством земным. Великий инквизитор принимает все три искушения во имя счастья и комфорта людей. Приняв три искушения, он отказывается от свободы. Прежде всего, он принимает искушение, превращая камни в хлеб. «Вы отклонили только абсолютное знамя , которое было предложено к вам для того , чтобы побудить всех преклониться пред Тобою неоспоримо - знамя хлеба земного, и вы отвергли его во имя свободы и хлеба небесного.» Принятие трех искушений будет последним отдыхом человека на земле. «Вы бы исполнили все, что человек ищет на земле, а именно: перед кем преклониться, кому доверить совесть и как объединиться, наконец, всем в бесспорный, общий и приятный муравейник, для нужды ибо всеобщее объединение - третья и последняя мука людей ». Система Великого инквизитора решает все вопросы о земном укладе людей.         

Секрет Великого инквизитора в том, что он не со Христом, а с ним. «Мы не с Тобой, но с ним, это наш секрет». Дух Великого инквизитора, дух, заменяющий Христа антихристом, появляется в истории в разных обличьях. Для Достоевского католицизм в его системе папской теократии, превращающей церковь в государство, является одним из обличий духа Великого инквизитора. Тот же самый дух можно было обнаружить и в византийском православии, и во всем цезаризме, и во всем империализме. Но государство, которое знает свои границы, никогда не является выражением духа Великого инквизитора, оно не принуждает свободу духа. Христианство в своей исторической судьбе постоянно искушает отказаться от свободы духа. И для христианского человечества не было ничего труднее, чем оставаться верным христианской свободе. Поистине, нет ничего более болезненного и невыносимого для человека, чем свобода. И человек находит разные способы отказаться от свободы, сбросить с нее ношу. Это происходит не только за счет отказа от христианства, это происходит внутри самого христианства. Теория власти, сыгравшая такую ​​роль в истории христианства, - это отказ от тайны свободы Христа, тайны распятого Бога. Тайна христианской свободы - это тайна Голгофы, тайна Распятия. Правда, распятие на кресте никого не насилует, никого не принуждает. Его можно только свободно разоблачать и принимать. Распятая истина обращена к свободе человеческого духа. Распятый не спустился с креста, как неверующие требовали от Него и требуют до наших дней, потому что «он жаждал свободной любви, а не рабского восхищения раба перед силой, которая ужаснула его раз и навсегда. . " Божественная истина появилась в мире, униженная, растерзанная и распятая силами этого мира, и этим была утверждена свобода духа. Божественная истина, поражающая своей мощью, торжествующая в мире и захватывающая души людей своей силой, не потребовала бы свободы для своего принятия. Следовательно, секрет Голгофы - это секрет свободы. Сын Божий должен был быть распят силами этого мира, чтобы была утверждена свобода человеческого духа.                    

Христианство Достоевского - это новое христианство, хотя он остается верным изначальной истине христианства. Достоевский в своем понимании христианской свободы как бы выходит за пределы исторического православия. Для чисто православного сознания это, конечно, более приемлемо, чем для католического, но консервативное православие тоже должно бояться духовно-революционного духа Достоевского, его безмерной свободы духа. Как все великие гении, Достоевский стоит на вершине. Среднее религиозное сознание раскрывается на плоскости. Соборность религиозного сознания - это качество сознания, соборность не имеет ничего общего с количествами, с коллективностью, она может быть на несколько больше, чем миллионы. Религиозный гений может лучше выразить качество соборности, чем коллектив людей в количественном смысле этого слова. Так всегда бывает. Достоевский был одинок в своем сознании христианской свободы; числа были против него. Но в нем было качество соборности. В своем понимании свободы он родственен Хомякову, который также возвышался над официальным православным сознанием. Православие Хомякова и Достоевского отличается от Православия как митрополита Филарета, так и Феофана Затворника.           

Позитивные религиозные идеи Достоевского, его оригинальное понимание христианства следует искать, прежде всего, в «Легенде о великом инквизиторе». В нем Достоевский гениальнее, своеобразнее, чем в образе Зосимы и Алеши, чем в поучении «Дневника писателя». Образ Христа Достоевского связан с Заратустрой Ницше. Тот же дух горной свободы, та же головокружительная высота, тот же аристократический дух. Это оригинальная особенность в понимании Достоевским Христа, на которую еще не указывалось. Никогда еще не было такого отождествления образа Христа со свободой духа, доступного лишь немногим. Эта свобода духа возможна только потому, что Христос отказывается от всякой власти над миром. Воля к власти лишает и того, кто правит, и тех, над кем они правят. Христос знает только силу любви, это единственная сила, совместимая со свободой. Религия Христа - это религия свободы и любви, свободной любви между Богом и людьми.         

Заключение

Достоевский - создатель полифонического романа. Он создал принципиально новый жанр романа. Поэтому его творчество не укладывается ни в какие рамки, не подчиняется ни одной из тех исторических и литературных схем, которые мы привыкли применять к явлениям европейского романа. В его произведениях появляется герой, голос которого построен так же, как и голос самого автора в романе обычного типа, а не голос его героя. Слово героя о себе и о мире столь же содержательно, как и обычное авторское слово; он не подчинен предметному образу героя, как одна из его характеристик, но и не служит рупором авторского голоса. Ему принадлежит исключительная самостоятельность в структуре произведения, оно как бы звучит рядом со словом автора и особым образом сочетается с ним и с полноценными голосами других героев.      

Достоевский считал главным в нашей жизни вопрос о существовании Бога. Достоевский не верил в возможность абсолютного атеизма, но в своих произведениях он выводит ряд атеистических героев с атеистическим мышлением: Кириллова, Ставрогина, Верховенского, Раскольникова, Ивана Карамазова. 

Для Достоевского Христос был не только фактом прошлого, далеким и непостижимым чудом, Достоевский исповедовал и провозгласил «всемирное христианство», которое «должно распространяться на все человечество и на все человеческие дела».

Христианство Достоевского - это новое христианство, хотя он остается верным изначальной истине христианства. Достоевский в своем понимании христианской свободы как бы выходит за пределы исторического православия. 

«Легенда о великом инквизиторе» - вершина творчества Достоевского, венец его идеологической диалектики. В нем сходятся все нити и решается главная тема - тема свободы человеческого духа. Эта свобода духа возможна только потому, что Христос отказывается от всякой власти над миром. Воля к власти лишает и того, кто правит, и тех, над кем они правят. Христос знает только силу любви, это единственная сила, совместимая со свободой. Религия Христа - это религия свободы и любви, свободной любви между Богом и людьми.     

Списко литературы

  1. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. М .: Вехи, 2002.    
  2. Бердяев Н. Мировоззрение Достоевского. М, 1991. 
  3. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. М., 1972.  
  4. Достоевский Ф. М. Бесы. М., 1972.  
  5. Достоевский Ф. М. Дневник писателя. 1874 г. 
  6. Достоевский Ф.М. Дебил. М., 1972.  
  7. Достоевский Ф.М. Подросток. М., 1972.  
  8. Лосский. НО. Бог и мировое зло. М., 1995.   
  9. Соловьев В. С. Сочинения в двух томах, т. 2, М., Мысль, 1987. 
  10. Скворцов А. Достоевский и Ницше о Боге и атеизме. // Октябрь. 1997- №11.